Австриец - [23]

— Иногда мне кажется, что Он покинул меня, святой отец. — Я вздохнул. Это было еще одной причиной, почему я так искал его общества: он никогда не давал волю гневу и не начинал стыдить меня за святотатство в доме Божьем. Он меня понимал, всего-то навсего, и никогда не произносил громких или покровительственных речей.

— Он никогда не покидает своих чад, Эрнст. Он может посылать нам испытания время от времени, но только тем из нас, кто могут с ними справиться. Все, что вызывает в тебе страдания сегодня, сделает тебя сильнее завтра. У Господа всегда есть план, только вот наши человеческие глаза слишком близоруки, чтобы разглядеть целую картину. Даже сейчас, через тернии, Он ведет тебя навстречу твоей судьбе.

— Судьбе? — Я криво усмехнулся краем рта. — Не думаю, что мне предначертано стать кем-то великим. Я буду считать, что сделал большое дело, если мне хотя бы удастся закончить школу и прокормить семью.

— Никогда не принижай своих способностей, Эрнст. У любого из нас есть шанс стать великим, нужно только выбрать правильный путь. Не легкий, а правильный. А правильный путь никогда не бывает легким.

Я кивнул и поцеловал его руку, в то время как он начертил невидимый крест у меня на лбу. А как только я переступил порог дома, мама бросилась мне на шею.

— Он жив, Эрни!!! Жив! Я только что получила извещение, Хьюго жив! Он был ранен и находится в госпитале для военнопленных во Франции! Но он всё же жив и скоро вернется домой!

В этот раз её слезы были от счастья, и я плакал с ней вместе, чувствуя, будто гора свалилась у меня с плеч. Я с такой уверенностью всех убеждал, что он вернется, что я понятия не имел, как бы я пережил новости о его смерти. Я никогда не простил бы себе этого, что я вселил ложную надежду в их измученные сердца. Я поднял глаза к потолку и прошептал:

— Спасибо.

Мой отец был жив.

Я не мог дождаться, чтобы поделиться радостными новостями с Далией позже тем вечером. Её родители только накрывали на стол и настояли, чтобы я поужинал с ними. Приглашение их я принял с благодарностью, несмотря на то, что уже поел дома. Однако, когда твое главное блюдо больше напоминает крохотный гарнир, никто бы не отказался от того пира, что устроили Кацманы, а мне это казалось именно пиром.

Они разделили мою радость по поводу новостей об отце с самыми искренними улыбками и объятиями, и пожелали ему скорейшего выздоровления и благополучного возвращения домой. Доктор Кацман даже налил мне бокал вина, чтобы отпраздновать событие, который я выпил быстрее, чем следовало. Когда, по окончании ужина, я поднимался вслед за Далией в её комнату, я улыбался и от новостей, и от приятного тепла в груди.

— Может, к чёрту сегодня домашнюю работу? — Я подмигнул ей, устраиваясь поудобнее на её кровати.

— Вот папа услышит, что ты говоришь, и выгонит тебя.

Она бросила взгляд на открытую дверь. Как только я вернулся с фермы этим летом, доктор Кацман оглядел все мои сто восемьдесят сантиметров снизу вверх, прочистил горло, и предложил, что пожалуй будет лучше, если с этих пор дверь в комнату Далии будет оставаться открытой. Почему-то он вдруг перестал доверять мне находиться наедине с его семнадцатилетней дочерью, которая превратилась в красивую молодую девушку. Я разглядывал её изящную фигурку, которую не могло скрыть даже её скромное платье, пока она рылась в своем школьном портфеле, и думал, что может доктор Кацман и был прав. Почти каждую ночь дома я представлял, как бы она выглядела без этого платья.

Далия разложила учебники между нами и тоже села на кровать.

— С чего хочешь начать? — она спросила, листая страницы тетради. Она вдруг показалась мне такой хорошенькой, когда, хмурясь в задумчивости, прикусила кончик карандаша… Надо же, какие у нее длинные, черные ресницы, даже тень бросают на её розовые щечки. Непослушная прядь черных, шелковистых волос выбилась у нее из пучка, и она сдула её с лица — такая очаровательная детская привычка, от которой она так и не избавилась. Как это я раньше не замечал в ней всех этих мелочей, которые вдруг начал находить такими привлекательными?

Я стянул учебник у нее прямо из рук и спрятал его за спину, ожидая её реакции. Я любил играть с ней в эту игру; мы всегда так дурачились, только вот сейчас все было совсем по-другому.

— Эрнст, отдай! — Далия укоризненно улыбнулась и протянула руку за книгой.

— Поцелуй меня, тогда отдам.

— Эрнст! — щеки её немедленно покраснели. — А что, если папа поднимется сюда и увидит?

— Мы услышим его шаги на лестнице.

Она попыталась выхватить книгу у меня из-за спины, но теперь я и вовсе сел на нее.

— Поцелуй меня, или не увидишь больше свой любимый учебник.

— Эрнст!

Она попыталась пристыдить меня своим возмущенным видом, но я только скрестил руки на груди и пожал плечами.

— Так и быть. Один поцелуй, но это все, что ты получишь. — Она быстро чмокнула меня в щеку и снова протянула руку за учебником.

— Даже не мечтай! — Я рассмеялся, отталкивая её руку. — Это был не поцелуй.

— Очень даже был!

— Мне что, пять лет? Меня мама так целует. Я хочу настоящий поцелуй.

— Эрнст!

— Что? Чем быстрее ты это сделаешь, тем быстрее займемся твоей дурацкой домашней работой.