Австралийские рассказы - [166]

— Меня зовут Шейла, а тебя как?

— Бренди, — сказал темнокожий мальчик.

Она рассмеялась звонко, заливчато, и кружившая над водой чайка метнулась в вышину.

— Да разве это имя? Бренди — это же пьют!

— Меня зовут Бренди, — настаивал он добродушно. — Меня так Дэн назвал. Знаете, Дэн, который на почте. А вы теперь будете в гостинице жить? Вы дочка мистера Боба? Из Перта?

— Ну да. Я там в школу ходила, я только в прошлую субботу приехала. А на пляж я каждый день прихожу. Почему я тебя не видела?

Мальчик показал рукой в сторону, горизонта.

— Я был на люгере, — коротко пояснил он. — Три дня.

— Ой, неужели ты моряк? — еще больше заинтересовалась она. — Ты и плавать умеешь?

— Конечно. Глядите! — Он помог ей вскарабкаться на камень и, не задумываясь, стянул с себя джемпер. Кожа под ним была глянцевито-черная, лоснящаяся и гладкая; на спине и боках, когда он закинул руки, упруго перекатились уже начавшие крепнуть мускулы. Он прыгнул, девочка следила за ним затаив дыхание. В прозрачной воде хорошо видно было, как его темное тело, причудливо изломанное и словно растекшееся под водой, проворно заскользило по дну между камнями, будто большая черная рыба. Он то совсем пропадал из виду в густой тени какого-нибудь грота и потом снова выплывал на свет, то неторопливо поворачивался на спину и пускал большой, звучно лопающийся на поверхности пузырь воздуха. Неожиданно его черная голова, опять вынырнула на солнце, рассыпая во все стороны сверкающие капли. Он тряс ею и широко, радостно улыбался.

— Ой, Бренди, какой же ты молодец!

Девочка в восторге захлопала в ладоши, светлые локоны на плечах у нее заплясали. Бренди громко засмеялся, повернулся в воде, как тюлень, лениво поплыл назад и, легко вскарабкавшись на камень, улегся около нее на припеке.

— Вы кошачий глазок любите? — спросил он, засовывая руку в карман своих стареньких трусов защитного цвета.

— Кошачий глазок? А что это?

Приподнявшись, он достал из кармана горсть мелких, облепленных водорослями ракушек и сел.

— Вот глядите, — сказал он, поднося одну из них прямо к ее коротенькому носу. — Вот он, вон синенький.

Теперь и она видела крошечную пуговку голубоватой эмали, прилепившуюся у входа в раковину. Бренди поддел пуговку длинным ногтем, и она упала в подол к Шейле. Девочка взвизгнула от восхищения.

— Какая прелесть! Я из них бусы сделаю. Достань еще таких.

Темнокожий мальчуган ухмыльнулся, бесшумно соскользнул с камня и скрылся под водой. Время от времени он появлялся и, глотнув воздуха, опять надолго исчезал. Шейла, как зачарованная, следила за каждым его движением и громко хлопала в ладоши, когда черная рука высовывалась из воды, чтобы положить на камень новую горсть ракушек. Когда рядом с девочкой выросла целая груда сверкающих голубых пуговок. Бренди вскарабкался на камень и уселся возле нее, глядя, как бережно заворачивает она их в платок и прячет под выступом камня. Когда она снова подняла голову, он сказал нарочито небрежно:

— Я тут одну пещеру знаю, хотите — покажу?

И началось это восхитительное путешествие по рифу. Над каменным дном в неглубоких озерцах лениво покачивались пунцовые и зеленые флажки водорослей, актинии в неподвижной воде раскрывали свои жадные сизые губы, чуть заметно двигали длинными алыми иглами морские ежи, из-под ног детей испуганно рассыпались в стороны маленькие разноцветные крабы, а под выступами скал лежали раковины всех форм, цветов и размеров, и в крапинках, и с шипами. У иных изнанка отливала зеленоватым перламутром, у других из полураскрытых створок выглядывали бусинки глаз и пара тонких, изящно выгнутых клешней. День был весь напоен солнцем и свежим солоноватым ветром, далеко за краями рифа море, словно огромный распущенный хвост павлина, касалось бескрайней синевы неба. Кричали кружившие над водой чайки; большие черные, будто лакированные, гагары, расправив крылья, сушили их, сидя на камнях. Мерцал опаленный зноем пляж, и уста белевшего в лощине городка тихо прикрыл рукой полуденный сон.

— Шелли, где ты пропадала? Уже обед скоро! — накинулась на нее мисс Белла, как только девочка из раскаленного двора шагнула в прохладный полумрак кухни. Мисс Белла месила тесто. Мэйо стоял возле нее. Она в упор глядела на девочку, силясь сдуть со лба выбившуюся прядку седых волос.

— На пляже, мисс Белла. — Шейла подскочила к столу, протянув пунцовые флажки водорослей. — Папа, здравствуй! Смотри, какие…

— С кем ты была, Шейла? — перебила ее женщина.

— С Бренди. Он все места знает, он мне крабов ловил и все показывал. Мы ходили в пещеру, он сказал, что всегда будет приходить на берег, когда я буду там.

— В пещеру?.. — мисс Белла метнула сердитый взгляд на отца девочки и процедила со злобой, растягивая каждый слог: — Ты понимаешь, дурак? — Потом обошла стол и встала перед Шейлой. Боб Мэйо следил за ней глазами, затем беспокойно перевел взгляд на девочку, — та смотрела на подходившую женщину почти со страхом. «Все-таки следовало продать гостиницу и уехать к ребенку, — подумал он. — Ведь я совсем ее не знаю, не знаю, как с ней говорить и что ей нужно».

Но он прекрасно понимал, что не сумеет жить вдали от маленького душного поселка, от прерывистого гула прибоя и сверкающего на солнце прибрежья, уходящего в бесконечную даль, — туда, где море, песок и небо сливаются в зыбком горячем мареве. А разве мог он отказаться от разговоров с погонщиками из далеких бескрайних равнин, оттуда — из-за красно-бурых хребтов, простершихся к востоку от городка; с одержимыми золотоискателями, побывавшими в самой глуши и так серьезно рассказывающими о затерянных жилах в укромных ущельях, где золото кусками выступает из породы и от туземцев можно спастись только чудом; с искателями жемчуга, которые иногда бросали якорь в этой бухте, спасаясь от шквалов, неожиданно налетающих на суда у этих пустынных предательских берегов… Вечерами они сходились в баре и при мигающем свете фонарей чертили пальцем на залитой пивом стойке грубые карты своих походов, доставали маленькие самородки, наполненные золотым песком банки из-под табака, круглые белые радужные жемчужины; и разговоры затягивались далеко за полночь. А за стенами, дробно бил о края рифа прибой, и мягкую темноту ночи пронзал каскад больших желтых звезд, рассыпанных по бархату неба. Без всего этого жизнь превратилась бы для него в тягостное прозябание.