Аврора Флойд - [50]

Стивен сидел на приступке, когда Джон вошел на двор. Он потирал свои плечи с плачевным лицом, и мальчики, служившие в конюшнях и видевшие, может быть, его наказание, смотрели на него в почтительном расстоянии. Они не имели желания подходить к нему, потому что Стив имел привычку махать своим складным ножом, когда считал себя обиженным, а самый храбрый мальчик в конюшне не имел желания умереть от удара ножом.

— Мистер Гэргрэвиз, — сказал Джон Меллиш, приподняв его с приступка и поставив перед собой — не мистрисс Меллиш должна была прибить тебя; она должна была сказать мне, чтобы я это сделал за нее. Так вот же тебе, трус!

Кожаный бич свистнул в воздухе над плечами Стива, но Джон почувствовал что-то презрительное в этой неравной борьбе. Он бросил хлыст и все держа Стива за ворот, привел его к калитке.

— Ты видишь эту аллею? — сказал он, указывая на прекрасную просеку, расстилавшуюся перед ними: — Она ведет прямо из парка, и я очень советую вам, мистер Стивен Гэргрэвиз, отправиться по ней как можно скорее и никогда не показывать вашего безобразного лица на земле, принадлежащей мне. Вы слышите?

— Да, сэр.

— Постой! Кажется, тебе надо выплатить жалованье. Он вынул пригоршню денег из кармана жилета и бросил их на землю; соверены и полкроны покатились по песчаной дорожке; потом Джон повернулся и оставил Стива подбирать рассыпанное сокровище. Стив Гэргрэвиз упал на колени и собрал все до последней монеты; потом, когда он медленно пересчитал деньги, на его бледном лице засияла усмешка: Джон Меллиш дал ему золота и серебра более, чем за два года его жалованья.

Он отошел на несколько шагов по аллее, потом обернулся и погрозил кулаком дому, который оставлял.

— Вы знатная барыня, мистрисс Джон Меллиш, пробормотал он, — но не подавайте мне случая сделать вам вред, а то, ей-богу, я его сделаю! Они думают, что Стив, может быть, все равно, что нуль. Подождите немножко.

Он опять вынул из кармана деньги и опять их пересчитал, медленно выходя из ворот парка.

Итак у Авроры было два врага: один таил неудовольствие и ненависть в святом кругу семейного очага, а другой замышлял погибель и мщение за стенами цитадели.

Глава XIII ВСТРЕЧА ВЕСНОЙ

Весною Люси Флойд приехала в гости к своей кузине, быть свидетельницей счастья, царствовавшего в Меллишском Парке.

Бедной Люси представлялось, что Аврора содержится несколько лучше собак и несколько выше лошадей в этом йоркширском хозяйстве, и очень удивилась, когда увидела свою черноглазую кузину деспотической и капризной повелительницей, царствовавшей с неоспоримым могуществом над всеми существами двуногими и четвероногими. Ее удивил блестящий румянец на ее щеках, удивила веселость, сиявшая в глазах, легкость в походке, музыкальность смеха — словом, Люси удивилась, узнав, что вместо того, чтобы плакать над умершей любовью Тольбота Бёльстрода, Аврора научилась любить своего мужа.

Должна ли я стыдиться, что моя героиня забыла сероглазого корнваллийского обожателя, который поставил свою гордость и свою родословную между со бой и своей любовью, хотя Богу известно, как горячо он любил Аврору. Должна ли я краснеть за эту бедную, пылкую женщину, что в своем сердечном горе с чувством облегчения и признательности она обратилась к честному убежищу любви Джона и скоро научилась питать к нему привязанность, вознаграждавшую его сторицею за его продолжительную преданность? Конечно, и всякая чистосердечная женщина непременно заплатила бы взаимностью за такую любовь, какую Джон Меллиш выказывал к своей жене в каждом слове, в каждой мысли, в каждом взгляде и в каждом поступке? Могла ли же она быть вечною должницею такого неограниченного долга? Разве такое сердце, как его, легко найти между нашими глиняными сердцами? Разве быть любимой этой благородной и чистой любовью не значило ничего? Разве она так часто кладется к ногам женщины, что она должна пренебрегать этим святым приношением?

Мало того, что он любил Аврору, он питал к ней доверие, питал его тогда, когда человек, страстно ею любимый, поверг ее в нерешительность и отчаяние. Причина тому заключалась в разнице между этими двумя людьми: Джон Меллиш имел такое же высокое и суровое чувство чести, как Тольбот Бёльстрод; но сила мозга у гордого корнваллийца заключалась в напряжении способности соображать, у йоркширца — в проницательности его наблюдений. Тольбот чуть не сошел с ума, воображая то, что могло быть; Джон видел то, что было; он видел, что женщина, любимая им, была достойна его любви и свободно отдал ей в руки и свое спокойствие, и свою честь.

Он получил вознаграждение в ее откровенной женственной любви и в той радости, какую доставляла ему уверенность, что она была счастлива, что на лице ее не было ни облачка, в жизни ее никакой тени, что в глазах ее вечно сияла веселость, а с губ никогда не сходила улыбка.

Аврора была счастлива спокойствием своей семейной жизни. Я не знаю, чувствовала ли она когда-нибудь романическую и восторженную любовь к этому высокому йоркширцу; но я знаю, что с первой минуты, как положила свою голову на широкую грудь его, она была верна ему — верна, как жене должно быть верной — верна в каждой мысли. Широкая бездна разверзлась около ее дома и отделила ее навсегда от всех мужчин вселенной, оставив ее одну с человеком, которого она избрала себе мужем. Она избрала его в самом чистом и правдивом значении этого слова. Она приняла его от руки Божией как покровителя и защитника ее жизни; и утром и вечером она на коленях благодарила милостивого Создателя, сделавшего этого человека спутником ее жизни.