Аврелия - [69]

— Что ты говоришь? — заволновался опять Домициан. — Что же тогда думать про Флавиев?

— Они притворяются не менее других. Вот что я думаю. Все эти евреи умеют скрытничать удивительно ловко, но ты ведь читал, государь, письмо Метелла. В нем уже никаких сомнений быть не может.

Домициан жестом прервал Регула и указал ему на Гирзута, которого безрассудно было бы делать свидетелем их разговора.

Урод заметил жест Домициана и весело захохотал, безобразно растягивая и без того уже широкий рот.

— Что с тобой, Гирзут? — спросил его Домициан.

— Как что? Видишь, что ты мне сделал, — показывая окровавленную руку, грубо ответил Гирзут. — Ты заставил меня так жестоко страдать, вот я себя и утешаю, как могу.

— Что же нам теперь делать? — снова обратился цезарь к Регулу.

— Государь, надо поступать так, как другие поступают с нами, то есть притворяются до времени. Сейчас строгость даже может быть опасна, но зато когда мы уничтожим заговор, когда в наших руках будут имена заговорщиков, вот тогда…

Домициан прервал его новым жестом.

— Правда, государь, я забыл… Лучше прекратим этот разговор… Прощай, государь, — добавил, низко кланяясь, Регул. — Рассчитывай на меня, а я скоро сам докажу свое усердие…

И он исчез.

Домициан тоже не замедлил покинуть зал и вышел в сопровождении Гирзута.

Урод ни одного слова не проронил из их разговора и, следуя за цезарем, стал придумывать разные способы исполнения нового, навеянного разговором плана.

Император был смущен. Он должен был выступить с войсками против легионов Антония, пока они еще не усилились, а это создавало затруднение в самой столице и откладывало окончательную победу здесь на неопределенное время. Восставая против своих, он готовил себе неизбежную опасность. Если они действительно принимали участие в заговоре, что им мешает воспользоваться помощью своих единомышленников? А если император ошибся, если они ни при чем? Какой предлог он изберет для этой неосновательной и беспричинной мести? Обвинить их в христианстве? Но ведь нельзя же их казнить, как преступников, только за их верования? Он знал, что тронуть родственников теперь значило бы погубить самого себя. Коль скоро народ узнает об этом, он восстанет весь поголовно, а руководители восстания обязательно присоединят народ к мятежу легионов Антония. Опасность с двух сторон и неминуемая гибель империи!.. Вот каковы были рассуждения трусливого тирана.

Но поездка была делом решенным. Домициан выехал из Рима в сопровождении всего сената. И в момент, когда он покидал столицу, от берегов Италии отчалил корабль, увозивший на родину «сынов Давида».

V. Геллия

В то пасмурное утро, когда первые прокламации Антония стали распространяться по городу, одна женщина крадучись вышла из своего дома…

Она переступила порог, пристально посмотрела по сторонам, взглянула вверх и, поплотнее запахнувшись, почти бегом пустилась по дороге.

Небо было покрыто тучами. Накрапывал дождь. На улицах было еще почти темно, так как утро только начиналось. Несмотря, однако, на дурную погоду, несмотря на раннее время, эта женщина отважилась отправиться в путь.

По одежде и по тому, что она шла пешком и без провожатых, можно было заключить, что она не принадлежала к каким-нибудь именитым обитательницам квартала. На ней был дождевик в виде тоги, которую носили женщины. Под плащом была длинная прочная туника, голову покрывала плотная вуаль, мешавшая разглядеть черты ее лица.

Быстро шагая, она то и дело останавливалась, оглядывала небо и, разочарованная погодой, снова продолжала путь, стараясь аккуратнее ступать, чтобы на замочить своих ног. Дождь ее раздражал. Но, казалось, ничто не могло остановить ее, и она шла все дальше и дальше. Сворачивая то вправо, то влево, пробегая одну улицу за другой, она, наконец, остановилась около двух совершенно почти одинаковых зданий, расположенных друг против друга параллельно.

Это были храмы Изиды и Сераписа. Перед одним из них стоял чудный розового мрамора обелиск, а тут же рядом с ним помещались две статуи, изображавшие спящих львов, перед другим был тоже обелиск, но вместо львов стояли колоссальные статуи Нила и Тибра. Нил был изображен под видом сфинкса, а Тибр под видом той волчицы, которая, по преданию, вскормила Ромула и Рема. Лестницы, ведущие в эти храмы, и группы перед ними были сделаны из белого мрамора.

Молодая женщина быстро направилась к храму Изиды, но, дойдя до подножия лестницы, на секунду обернулась. Площадь, которая расстилалась перед ней, была совершенно пуста, и ни один недобрый взгляд не мог бы отметить ее присутствия около храма, никто не мог быть свидетелем ее столь ранней прогулки. Она стряхнула с плаща дождевые капли, нагнулась, чтобы подобрать подол туники, и быстро взбежала на лестницу. По тому, во что были обуты ее ноги, показавшиеся теперь из-под платья, можно было догадаться, что она принадлежала к классу богатеев.

Женщина перебежала площадку над лестницей и, не останавливаясь перед самым храмом, где происходило богослужение и откуда доносилось пение и звуки каких-то инструментов, поспешно подошла к скрытой в глубине стены двери. Она несколько раз постучала в нее, потом подождала, прислушалась и опять стукнула.