Авраам Линкольн - [9]

Вояж Авраама мог закончиться в самом начале, ещё на Сангамоне, на мельничной дамбе у Нью-Салема. «Ковчег», перегруженный товарами, не смог перевалить через дамбу — поток воды, текущей поверх неё, был слишком слаб. Носовая часть зависла над пустотой, а кормовая стала заполняться речной водой. Казалось, груз потерян. Однако Линкольн удивил окружающих (на такое шоу сбежался весь городок) парадоксальным решением: перенёс часть бочек со свининой и мешки с зерном на берег, там попросил у кого-то коловорот и… пробуравил в зависшем над плотиной днище приличное отверстие. Вода, заполнившая лодку, вытекла, осадка стала заметно меньше, осталось только заткнуть отверстие и перевалить через препятствие.

Путешествие по Иллинойсу и Миссисипи прошло без особых приключений. Самым запоминающимся стал эпизод погрузки в «ковчег» очередной партии свиней. Никакими ухищрениями их не удавалось загнать на борт, пришлось каждую ловить, связывать и под истошный визг завозить по сходням в тачке.

В мае они были в Новом Орлеане. Теперь к прежнему восхищению городом добавился критический взгляд: это было ещё и место азартных игр, пьяных драк, воровских притонов и публичных домов, а кроме того, давний центр атлантической торговли рабами.

Как вспоминал Джон Хэнкс, Линкольн увидел «рабов, скованных цепью, с которыми обращались крайне жестоко: били кнутом и плетьми. Сердце его обливалось кровью, и он был так потрясён, что не мог ничего сказать. Вид его был печален, настроение — подавленное». «Могу точно сказать, — добавлял Хэнкс, — что там и тогда сформировалось его отношение к рабству. Оно было выжжено в нём словно железом — именно в мае 1831 года»^{26}.

Это свидетельство часто оспаривается биографами Линкольна, однако юридический партнёр и весьма осведомлённый первый биограф Линкольна Хернодон также утверждал, что то, о чём говорил Хэнкс, он сам часто слышал от Линкольна в 1850-е годы^{27}.

В июле 1831 года Авраам вернулся, но уже не к отцу, а в Нью-Салем. Этот городок появился всего два года назад, по обычному для фронтира сценарию. Некто Джеймс Ратледж, «старожил» Иллинойса, переселившийся из Кентукки 12 лет назад, поставил на высоком берегу Сангамона мельницу и лесопилку. Этого было достаточно, чтобы создать центр притяжения для окрестных фермеров. Вскоре Ратледж открыл таверну, дававшую приют приехавшим по делам. Рядом обосновались всегда нужные кузнец, бондарь, шляпник и сапожник, появились врач и учитель. Следом открылись почтовый офис, лавки с набором ходовых товаров и, конечно, «салун», торгующий спиртным распивочно и навынос…

В течение двух лет на жительство в Нью-Салем перебрались более сотни человек, соорудивших две дюжины разнокалиберных строений: от солидной двухэтажной таверны до миниатюрных (8 x 12 футов — примерно 2,5 x 3,5 метра) жилых хижин.

Предприимчивый Оффут решил, что здесь будет весьма выгодно содержать лавку, и предложил Линкольну место приказчика: ему приглянулся сильный и находчивый молодой человек, столь ловко снявший лодку с мельничной дамбы. Для Линкольна это была долгожданная самостоятельная и в определённой степени стабильная работа (15 долларов в месяц!), и он, едва вернувшись из Нового Орлеана, согласился.

Поначалу Аврааму приходилось спать прямо в лавке, в кладовой, между ящиками и бочками. Позже он перенял обычную практику неженатых молодых людей, не имеющих собственного дома: устраивался на постой к какой-нибудь семье за небольшую плату либо за работу по хозяйству. По вечерам, примерно с восьми до одиннадцати часов, он обязательно выкраивал время для чтения.

Чтобы освоиться в Нью-Салеме, Аврааму пришлось пройти своеобразный обряд инициации. В Нью-Салеме и его окрестностях верховодила озорная компания парней, живших неподалёку, в селении Клари Гроув. Эти ребята с одинаково бурной энергией копали по просьбе соседей пруд или колодец — и заталкивали какого-нибудь бедолагу в пустую бочку, чтобы скатить его с горки; помогали бедной вдове — и незаметно связывали хвосты лошадей зазевавшихся путников. Они могли отдать последнее бедняку или сироте, а могли всё проиграть в карты. Жизненная сила у них била через край. Соревнование в любом виде притягивало их как магнит, будь то бег, борьба, стрельба в цель, метание лома или молота, петушиные бои или такое популярное со времён европейского Средневековья развлечение, как «гандерпуллинг» — срывание на полном скаку привязанного к ветке дерева гуся, непременно за намазанную скользким салом шею.

А хвастливый Оффут стал расписывать клиентам, что Линкольн не имеет равных ни в беге, ни в борьбе, что он побеждал во многих состязаниях ещё в Индиане. «Парни из Клари Гроув» и сами были не прочь испытать нового долговязого приказчика Оффута, но теперь это стало делом принципа. Однажды осенним днём 1831 года Оффут стал в очередной раз расхваливать Линкольна, и один из покупателей предложил заменить слова делом. Он объявил, что готов поставить десять долларов на то, что Линкольн уступит в схватке предводителю ватаги из Клари Гроув Джеку Армстронгу. Авраам не хотел такой схватки на пари, но Оффут уговорил его: нужно поддерживать и свою репутацию, и популярность лавки.