Удалось убедиться, что свои материалы уже привезли фирмы Boeing и Bell. Причем Boeing притащил полностью комплект своей эксплуатационной документации, по объему примерно вдвое превышающей наш объем, a Bell привез примерно столько же, сколько и камовцы. Больше никого не было. До окончания времени подачи материалов оставались считанные минуты. Вагин с Лебедем сделали вид, что им крайне необходимо перекурить, прежде чем покинуть здание DPA, а сами твердо решили дождаться «закрытия лавочки». Ожидания увенчались успехом: минут за пять до истечения срока приехала еще одна машина, из которой с рваной картонной коробкой в руках вышли два корейца и направились к группе, принимавшей документы. Александр Юрьевич рассказывал, что испытал что-то вроде шока при виде этих аборигенов: практически «до пупа» расстегнутые рубашки, небольшая рваная картонная коробка в руках одного из них…И ни одного европейского лица в сопровождении.
Когда «последние в очереди» проходили мимо, камовцам удалось увидеть содержимое коробки. А там… Там были все тома в 4 экземплярах для оформления заявки сразу на два тендера. Но на фоне камовских или американских документов, материалы загадочных корейцев выглядели странно и представляли собой брошюры с серыми бумажными обложками толщиной до 50 листов каждая, перевязанными синей изолентой. По словам А.Ю. Вагина, он испытал смешанные чувства стыда и изумления, когда расслышал, что загадочные корейцы привезли на конкурс… Ми-28. Точнее, Ми-28Н, в смысле «ночной», тогда как заявка «Росвооружения» предполагала поставку Ка-52К, где «К» тогда значила «корейский».
Еще раз Ка-52 или Ми-28?
Очередного «тура бесконечного конкурса», по счастью для репутации России не состоялось. В ноябре того же года Президент В.В. Путин подписал указ о создании ФГУП «Рособоронэкспорт» на базе слияния «Росвооружения» и «Промэкспорта». Поскольку один участник мог заявить только один вертолет, то выбирать между Ми-28 и Ка-52 предстояло, можно сказать, в узком кругу и без привлечения иностранных арбитров.
И «Камов», и МВЗ имени Миля горели желанием продолжить участие в конкурсе. Гособоронзаказ был невелик, а средства на сохранение хотя бы интеллектуальных кадров требовались. За спиной Ми-28Н стоял Б.Н. Слюсарь – генеральный директор серийного милевского завода «Роствертол». Авторитету успешного руководителя противостояла харизма С.В. Михеева. Все решалось на совещании в Комитете по военно-техническому сотрудничеству. Без лишних слов Сергей Викторович положил на стол один комплект тендерной документации на Ка-52К и вежливо попросил оппонентов «вскрыть карты». Главе КВТС М.А. Дмитриеву все стало ясно. Не стал возражать и С.В. Чемезов, занявший к тому моменту пост первого заместителя директора ФГУП «Рособоронэкспорт». Решение в пользу «Камова» было принято практически безоговорочно, о чем корейская сторона была официально извещена.
Однако Сеулу выход из тендера одного из участников явно не понравился: во-первых, конкурс выглядел и так хилым, а без Ми-28 становился совсем невзрачным на фоне «турецких страстей». Кроме того, корейцы быстро раскусили, что тендер – легальная возможность побольше разузнать о потенциальных противниках и выявить их сильные и слабые места. В общем, в Сеуле начали настаивать на сохранении Ми-28 в тендере и до последнего момента не оставляли попыток разузнать о нем что-либо. Это продолжалось вплоть до этапа сравнительных летных испытаний, которые должен был выполнить каждый участник.
Будни корейского тендера
Начались длительные переговоры, которые проводились по секциям. Одни обсуждали текст контракта, другие занимались обсуждением технического облика, третьи – логистикой, финансисты спорили о ценах. Во всех этих группах, и прежде всего в контрактной и ценовой, по всем правилам, должны были участвовать представители «Рособоронэкспорта», как компании – участника тендера. «Камов» же, согласно федеральным законам, являлся только головным исполнителем. Но в тот момент этот нюанс, похоже не осознавали даже в «Рособоронэкспорте», который переживал трудности организационного оформления. Так что представители спецэкспортера участвовали в работе апериодически. Состав делегации «Рособоронэкспорта» постоянно менялся, что не самым лучшим образом отражалось на переговорном процессе. Однажды даже руководитель закупочного департамента МО Южной Кореи спросил А.Ю. Вагина: «А с кем мы будем заключать контракт? С •Камовым» или ’•Рособоронэкспортом»? Пока на переговорах мы видим в основном команду -Камова-. Александру Юрьевичу пришлось выкручиваться, стараясь не выйти за рамки закона. Кстати, такой же вопрос позднее официально зададут турки на втором этапе конкурса АТАК. Но обсуждение Федерального закона о военно-техническом сотрудничестве не входит в рамки рассказа о судьбе «Акулы» и «Аллигатора».
Наконец, и в «Рособоронэкспорте» пришли к выводу, что надо бы навести порядок в переговорном процессе. Во главе команды поставили B.C. Макарейкина, который сумел наладить работу по самым высоким стандартам.
Дискуссия в Сеуле проходила непросто. На обсуждение накладывала отпечаток, как это ни странно, подозрительность южнокорейцев. Самое большое опасение у них вызывал тот факт, что какой-либо компонент вертолета, вооружения или авионики может быть известен людям Ким Чен Ира. То, что КНДР никогда не имела дело с продукцией «Камова», да и вообще военно-техническое сотрудничество Москвы и Пхеньяна было заморожено в уже далеких восьмидесятых, вообще не принималось во внимание.
