Авиация и космонавтика 2010 12 - [8]
Командир полка подполковник Демидов поздравляет экипаж после пуска ракеты. В букете цветов бутылка коньяка – подарок экипажу
После пуска ракеты. Полтава; 1981 г. В шлемах стоят слева направо: командир корабля А. Чупин, штурман В. Селезнев, оператор Е. Довыдов
В самолёт садились за 30 – 45 минут до взлёта, в зависимости от курса взлёта, сразу же одевалась кислородная маска. Весь полёт дышали чистым кислородом, наверно это было всё-таки вредно. Также как и работающий радиолокатор. Если уж он видел цели на дальности 500 км, то представляю, какие у него были боковые «лепестки», проникающие в кабину. На помеховых самолётах при включении некоторых станций в наушниках наводился сильный фон, так что с трудом прослушивался эфир и внутренние разговоры. Техники говорили, что если под помеховый самолёт, стоящий на стоянке, посадить лягушку и включить станцию помех, то она мгновенно погибала – настолько сильное было электромагнитное излучение.
Самолёт был очень шумным, особенно на взлёте. Взлёт производился на максимальном форсажном режиме двигателей. Когда в Озёрное (до начала базирования самолётов ТУ-22 аэродром назывался «Скоморохи») прибыли первые Ту-22, то суслики ушли со стоянок. Потом они вернулись, но обосновались уже подальше от наших стоянок. Взлетающие самолёты, а обычно это было ночью, досаждали жителям Житомира, Рязани, Минска, Барановичей. Города почему- то застраивались именно в направлении курсов взлёта-посадки, а ведь эти аэродромы уже были здесь и до войны. Так, после взлёта с аэродрома Дягилево пролетаешь прямо над районом города «Приокский» с гигантским станкостроительным заводом и жилым районом. Безопасность жителей тогда никого не беспокоила. К примеру, Житомир находился на расстоянии 18 км от аэродрома и в городе очень громко было слышен «рёв», что создавало дискомфорт населению. Когда взлетали группой и в ночном небе было видно цепочку горящих факелов от форсажных режимов, в городе почему-то говорили, что это «дальники» пошли к Новой Земле.
После запуска двигателей выруливать сразу было нельзя, необходимо было прогреть их в течение трех минут, пока проверялось оборудование и управление самолётом. При этом расходовалось до полутонны топлива. Так вот, технический состав, находящийся под самолётом, должен был одевать специальные пояса и шлемы, защищающие от воздействия шума двигателей. Шлемы техники одевали, а вот пояса обычно игнорировали.
На Ту-22 не было проблем с пересечением атмосферных фронтов, потолок самолёта позволял «перепрыгивать» через них, но при этом надо было хорошенько оценить докуда потом хватит топлива. Кроме того, не было проблем с обледенением при полёте в облаках: мы летали на таких скоростях, что лед просто не образовывался. При полёте по кругу также увеличивали скорость с 500 до 600 км/ч, а после выпуска шасси обледенение просто не успевало образовываться или возникало только на передней стойке.
Дважды выполнял пуск ракеты Х-22 (штурман корабля Селезнёв В.И., оператор РТС Давыдов Е.Г.). Первый раз работали по морской цели, на М=0,9. пускали ракету в один из притопленных кораблей в Каспийском море. Второй пуск выполняли на сверхзвуковой скорости М=1,15, на сухопутном полигоне по цели, имитирующей железнодорожный мост.
Вообще-то, до нас готовился пускать ракету другой экипаж, но у них постоянно были во время облёта полигона какие-то проблемы то с ракетой, то с самолётным оборудованием, а потому их решили заменить на мой экипаж, что было большой для меня неожиданностью. Основная сложность заключалась в том, что пускать ракету можно было только в отсутствии американских спутников-разведчиков, а отсюда и отсчитывалось время взлёта. Ежедневно было известно, есть ли над нами спутники-разведчики, при этом проводились мероприятия по радиотехнической маскировке. Из-за температуры воздуха взлетать приходилось в ранние часы. Перед самим полётом на пуск выполнялось несколько полётов на облёт трассы пуска и проверку работы оборудования ракеты. Посадка производилась в Моздоке или в Полтаве. Радиообмен с полигоном происходил в зашифрованном виде, при этом нельзя было повторно применять одни и те же цифры, это было довольно неудобно на боевом пути.
Катапультные кресла в положении для посадки экипажа
И вот, летим… Когда всё уже было готово к пуску, с земли получаю команду «быть на связи». Вроде и запрета нет, как быть? По дальности пора пускать ракету, штурман докладывает что всё нормально, просит разрешение на пуск. И я даю команду на пуск, подтверждая это докладом, что пустил.
Ракета вынырнула впереди по курсу. Из кабины она кажется размером со спичку. Извергая яркое оранжевое пламя она стремительно стала набирать змейкой высоту и вскоре за ней застелился белый инверсионный след. В эфире тишина, т.е. подтверждения, что руководитель полётов на полигоне принял мою информацию, нет. Мы стали волноваться. Вдруг что-то не так? Но тут называют мой индекс и говорят: «Точно». Значит попали. Садимся в Моздоке, техники ещё не прилетели на транспортном самолёте, поэтому приходится «вылазить» из кабины самим, а не опускаться на кресле. При этом надо было держаться руками, за что придётся. Осматриваем самолёт и обнаруживаем на балочном держателе, на одном из электрических разъёмов часть обшивки ракеты. Видимо ракета отошла под углом, и оторвала кусочек своей обшивки. Руководителем на полигоне тогда был зам. командира полка Б.Осокин. После его прилёта выяснилось, что я пустил ракету без разрешения. Если бы она не попала в цель, были бы большие неприятности. Но, как известно, победителей не судят, и мы получили в подарок наручные часы. Оказывается, в момент пуска пропала телеметрия с ракеты, а потому руководитель полётов на полигоне и не запретил, и не разрешил пуск, дожидаясь прояснения обстановки. До сих пор храню фотографии этого корабля до пуска и после.
