Время в Афганистане тогда было горячее. Кабул и аэропорт часто обстреливались. Много раз приходилось возвращаться назад, в Ташкент, после пересечения границы, когда Кабул при радиообмене запрещал дальнейший полет по причине того, что идет обстрел Кабульского аэропорта.
Взлет и снижение производили по новой методике, хотя новой ее уже назвать нельзя. Мы ее уже начали применять в конце Афганских событий, пользовались ею и при полетах в Анголе. Это взлет с максимальным градиентом набора высоты, и при посадке ~ максимальный градиент снижения. Попросту говоря, взлет и снижение по спирали, в районе аэродрома, не выходя за его пределы в охраняемой зоне. Ну и конечно, с применением активных противоракетных средств.
Не могу не сказать о летных качествах самолета Ил-76, о его запасе летных характеристик, устойчивости и управляемости на критических и даже закритических режимах. Ну и конечно, нужно сказать о мастерстве и хладнокровии наших летчиков, да и экипажа в целом.
Вот какой случай произошел с нашим экипажем над Кабулом…
Самолет пилотировал командир корабля майор Смиренников В. В. – наш зам. командира эскадрильи. В один из вылетов на Кабул, а мы в эту последнюю командировку летали только на Кабул, там была наша диспетчерская группа. Как обычно, загрузились снарядами, бомбами. При подлете к Кабулу запросили условия. Нам ответили, что на аэродроме стоит небольшая кучевка. Дали добро на снижение. А по методике перед снижением мы должны были выпустить механизацию крыла и выпустить шасси, что и было сделано. Приступили к снижению, и когда вошли в облачность, все потемнело, началось сильнейшее обледенение. Мы быстро перевели противообледенительные системы на макси- мольный режим. Указатель-интенсиметр льдообразования зашкаливал. Кричу командиру, что надо уходить. Он передает Кабулу: «Снижение прекращаю, ухожу», они подтверждают уход. Команда убрать шасси, механизацию. А я думаю, а что, если она обледенела? В общем, убираю закрылки импульсами, все нормально. Командир переводит самолет в набор высоты, а мы загружены под максимальный посадочный. Самолет нехотя идет в набор. На лобовом стекле лед нарастает на глазах, потом отслаивается и снова нарастает. Начинает падать скорость. Я перевожу все 4 двигателя на максимальный режим работы – взлетный. Этот режим по высотам тоже был ограничен и применялся в исключительных случаях. Вариометр показывает то 30 метров набор высоты, то 30 метров снижение. Кричу командиру: «Меньше вертикальную, падает скорость!» Он мне не отвечает, только штурвалом шурует туда-сюда.
Самолет весь дрожит, тряска характерная. А мы-то знаем, что тряска наступает перед сваливанием. Это характерное предупреждение экипажу делает сам самолет. Скорость по прибору упала до 300 км/ч, мы в наборе высоты, сплошная облачность, обледенение, и вокруг горы. Горы высокие, где-то 1 до 6000 метров. И так скорость 300 км/ч, а для нашего веса минимально допустимая или, можно сказать, скорость начала сваливания – 340 км/' ч. Самолет трясет, но он потихоньку карабкается вверх. И тут мы выскакиваем за облака. Вздохнули, определились и потопали домой, в Ташкент.
Когда страсти немного улеглись, начали оценивать случившееся. Я задаю Смиренникову вопрос: «Командир, а почему ты не реагировал на мою команду, что велика вертикальная скорость, а скорость по прибору падает?» Он мне отвечает: «Я в принципе слышал эту команду, но не реагировал. Все мое внимание было сосредоточено на приборе угла атаки. Только стрелка начнет уходить за закритический угол, я штурвал от себя, и мысль – горы, горы, горы». Конечно, командир действовал грамотно. Он лучше чувствовал самолет.
В конце апреля в Ташкенте уже лето. Но вот когда мы произвели посадку, все ахнули – на узлах шасси и других выступающих частях самолета висели толстые наросты льда. Обледенение на самом деле было очень сильным. Я даже не знал, что Ил-76 способен на такое. Та борьба в небе над Кабулом мне показалось, проходила минут тридцать. На базе, когда прослушали запись магнитофона, на все это дело от момента начала ситуации до выхода за облака ушло всего пять минут.
За месяц наш экипаж сделал 42 самолето-вылета. Сколько груза в тоннах мы перевозили, уже не помню. В первых числах мая мы вернулись в Кречевицы. Затем я получил направление в Ленинградский военный госпиталь, где меня списали с летной работы. На этом моя служба в 110-м ВТАП закончилась».
В 1992 г. три экипажа выполняли Правительственное задание по эвакуации российского посольства из Кабула. В ходе операции огнем моджахедов на земле был сожжен самолет майора В.А. Малова. Подполковник А.С. Копыркин принял решение прекратить взлет и забрать пассажиров и экипаж горящего Ил-76. Посадка и повторный взлет производились под обстрелом. Осколками мин были повреждены несколько пневматиков колес Ил-76 подполковника Копыркина, но экипаж и пассажиры поврежденного Ила были приняты на борт и доставлены в Кокайды. Общее руководство операцией осуществлял командир полка полковник Е.А. Зеленов. За мужество, героизм, высокий профессионализм и выдержку, проявленные при выполнении задания, полковнику Зеленову Е.А. и подполковнику Копыркину А.С. присвоено звание Герой России.
