Примеров "антипсихологии" можно привести много, остановлюсь еще, пожалуй, на одном. Очень многие командиры, чтобы показать свою строгость и требовательность, устраивали на разборе полетов "разнос" летчикам, допустившим серьезные ошибки или предпосылки к летному происшествию. С моей точки зрения, это тоже "антипсихология". Разнос можно устроить тому, кто допустил преднамеренное грубое нарушение задания, которое было чревато предпосылкой к летному происшествию или, тем более, к самому происшествию. Если же летчик допустил ошибку не преднамеренно, нужно спокойно и тщательно, вызвав его на откровенность, может быть даже в разговоре один на один, выяснить причину ошибки и помочь летчику исправить ее.
Пора, наверное, от негатива перейти к позитиву, то есть к тому, что и заставило меня написать эту статью: какими же приемами психологической подготовки я пользовался, и какой они давали результат.
Начну с освоения самолета Су-7, о котором пошла такая худая слава, что многие просто не хотели на нем летать.
У меня выбора не было, я добровольно пришел во вновь созданный отдел ИБА, чтобы на пустом месте создавать элементы боевого применения и тактики действий вновь созданной истребител ьно-бомбардировочной авиации. Я представлял себе, какая интересная и многообразная работа предстоит. На самолетах МиГ-15бис и МиГ-17 уже кое-что было сделано, но главная работа была впереди – на новом сверхзвуковом самолете. Когда же этот самолет предстал предо мной в весьма несимпатичном виде, радужная перспектива существенно померкла. Но интерес к предстоящей работе был так велик, что я сказал себе: отступать некуда, значит нужно всячески давить в себе возникшие сомнения и привыкать к самолету. Не слушать сторонние суждения о нем, а скорее получить собственные впечатления. Дело в том, что когда летчики эскадрильи начали вылетать на Су-7, я был занят испытаниями прицела для бомбометания с кабрирования "Горка", сделанного в академии им.Жуковского под руководством генерала В.А. Протопопова. Начальник Центра генерал А.С.Куманичкин был назначен председателем комиссии по проведению испытаний. Когда я обратился к нему с просьбой вылететь на Су-7, т.к. писать программу переучивания придется мне, он возразил: "Испытания прицела очень важная задача. Сосредоточься сейчас на ней, а как только закончишь испытания – сразу вылетишь. Я согласился и начал собирать материал, опрашивая вылетевших летчиков эскадрильи. Но материал не получался: по причинам, описанным выше, вылет происходил на повышенном эмоциональном фоне, в ожидании какого-нибудь отказа или подвоха от "строгого" самолета, так что летчикам было не до моих вопросов. Но ни серьезных отказов, ни "сюрпризов" на посадке не было, и я понял, что ничем этот самолет не хуже остальных. И начал себя в этом убеждать всеми способами.
Начал я с того, что в промежутки между полетами на испытания (мы летали по очереди с другим летчиком), я садился в кабину свободного самолета Су-7 и "вживался" в него: всматривался в оборудование кабины, запоминал положение приборов, тумблеров и других "объектов внимания", как называли их врачи. (Кстати, они насчитали их аж 427!). Повторял про себя назначение этих объектов. Затем выполнял мысленно запуск двигателя и трогал рукой необходимые тумблеры и рукоятки, переносил взгляд на приборы, которые фиксировали процесс запуска. Затем мысленно же "выполнял" полет по кругу, "действуя" рулями и фиксируя взглядом все те объекты, которые нужно будет фиксировать в реальном полете .
В день таких тренировок я делал 2-3 и уже после нескольких дней тренировок просто физически почувствовал, что я как бы уже летал. При этом все сомнения и тревоги как рукой сняло. Я тут же пошел к своему генералу и сказал, что не следует тянуть с вылетом, я полностью к нему готов. Генерал, видимо, уловил мою уверенность (она на лице была написана) и, не раздумывая, дал добро на вылет. В следующий летный день в одном из промежутков между полетами на МиГ-17 я совершенно свободно и уверенно вылетел на Су-7.
С детских лет я отличался некоторой рассеянностью, которая выражалась в том, что в определенной последовательности действий что-то забывал. Когда начал летать, понял, что эта забывчивость может плохо кончиться. Перебрав разные возможные способы устранения этого недостатка, остановился на самом надежном: все, что нужно было помнить, записывал на листе бумаги, который резинкой закреплял на колене. Самое полное выражение этот способ получил, когда приступил к исследовательским полетам. Этап полета, на котором проводились исследовательские действия, рисовал на бумаге в виде схемы (маршрута). На эту схему в нужных местах наносил точки, где было необходимо произвести некоторые действия: включить аппаратуру, зафиксировать какой-либо показатель, передать что- то на землю. Когда же появились наколенные планшеты (у меня такой планшет появился раньше всех: подарила фирма Сухого, сделавшая их для своих испытателей), разработал специальные таблицы, которые нацарапал и залил тушью на пластмассовых листах планшета. В эти таблицы заносил все, чем нужно пользоваться в полете: позывные, частоты, параметры атмосферы, расчет полета по маршруту и все прочее. При полете на предельно малых высотах, когда картой пользоваться практически невозможно, рисовал маршрут на планшете и обозначал несколько ориентиров, которые можно увидеть с этой высоты.
