Августовский рассвет - [88]

— Давай, давай, а то у людей руки примерзли к прикладам… Татры, Татры!.. — подгонял Шороп и людей, и лошадей.

Где-то возле вершин морозную ночь разрывал вой снарядов и стрекот пулеметов, пронизывали трассирующие пули. Шороп беспокоился:

— Пощупайте термосы… Не остыл ли чай?

— Горячий, господин старшина, не беспокойтесь!

— Тогда поторапливайте лошадей, чтобы прибыть к назначенному часу.

Добравшись почти до самой передовой, люди укрыли лошадей и взвалили термосы на спину. Старшина Шороп тоже взял термос, все начали пробираться к нам между скал, по краю обрывов.

Естественно, мы ничего не подозревали, и поэтому я вздрогнул, услышав за своей спиной:

— Господин младший лейтенант! Бросьте сюда фляжку! Горячий чай! А то такой дьявольский мороз, чтоб его черти побрали!

В тот момент мне показалось, что я вижу сон.

Горячий чай в таком аду! Возможно, я улыбнулся недоверчивой улыбкой, но тем не менее бросил фляжку и услышал, как она покатилась с глухим, неестественным среди разрывов звуком. Потом я услышал, как она упала рядом со мной. Я оглянулся: Шороп полз по снегу, таща за собой термос и крича каждому:

— Эй! Брось фляжку, я дам тебе горячего чая! Прямо с огня!

Я выпил чай в несколько глотков, хотя он действительно был горячим, и сразу почувствовал себя бодрее. Потом бросился на снег рядом с пулеметчиком и сказал, чтобы он отполз назад и тоже выпил чаю, пока я заменю его возле пулемета.

Случилось что-то невероятное. Среди грохота снарядов и свиста пуль мы пили горячий чай, доставленный людьми с риском для жизни по горным тропинкам под потоком огня и железа. Солдаты пили чай. По запятнанному сажей снегу несколько человек переползали от одного окопа к другому. В этот момент именно они решили исход боя. Мы пили чай, а казалось, пьем чудотворный напиток, дарующий долгую жизнь. И вдруг оружие заговорило будто по-другому и эхо гор зазвучало по-иному.

— Так, ребята, так! Через несколько часов я снова приду! — крикнул нам старшина Шороп и исчез.

После ухода Шоропа прибыл связной из батальона с приказом: «По сигналу три красные ракеты атаковать высоты 1126 с правого фланга. Майор Дрэгушин». Я сообщил о приказе командирам взводов, указал новую позицию пулеметному расчету Панэ и незаметно передвинул роту на новое направление атаки. Потом стал ожидать сигнала. И в этот момент я подумал о Шоропе. Я опасался, как бы с ним не случилась беда на обратном пути. Не настиг бы его какой-нибудь шальной снаряд. Не помешает ли ему новый приказ вернуться с термосами, полными горячего чая? Я чувствовал, как горячая кровь течет по жилам, и мне нравилось отдаваться этому элементарному наслаждению, и я хотел через час-другой продлить его новой фляжкой горячего чая. Но для этого должен был вернуться Шороп и с ним ничего не должно случиться в пути. Мысленно я стал молиться за Шоропа. Мои мысли, однако, прервала ракета.

Под прикрытием пулемета капрала Панэ мы двинулись к высоте 1126, атакуя с правого фланга. Поверх нас открыли огонь по вершине наши минометы, и через несколько минут им ответили вражеские. Они искали нас. Сначала они молотили по местам, откуда мы уже ушли, потом стали бить наугад. Пробираясь между скал и по расщелинам, мы удалились от опасного сектора. Потом враг замолчал. Он хотел испытать нас, выявить пути нашего передвижения. Мы прижались к камням и снегу и лежали недвижимо, чтобы не обнаружить себя. Только наши минометы продолжали обстреливать высоту. И тогда враг начал выпускать осветительные ракеты, будто обшаривая длинными руками расщелины, утесы, ущелья.

Мы лежали, прижавшись к камням и снегу, и чувствовали, как нас снова пронизывает мороз. И я боялся за Шоропа. Только бы он не пришел как раз сейчас, только бы его не обнаружили ракеты! Я беспокоился за него и все же хотел бы услышать сзади голос: «Господин младший лейтенант, бросьте сюда вашу фляжку!»

Через некоторое время ракеты перестали освещать ночь, и мы двинулись дальше. Мы быстро вскарабкались на высоту, которую наши минометы между тем прекратили обстреливать, и достигли самой вершины, не встреченные ни единым выстрелом.

— Смылись, тоже сменили позицию, — сказал Сынджеорзан, раздосадованный. — Теперь, по-видимому, будем ждать рассвета…

Через полчаса прибежал запыхавшийся связной из батальона. «Удерживайте высоту» — таким был приказ майора Дрэгушина. Мы поспешно организовали оборону. Кто-то подошел ко мне с плащ-палаткой в руках.

— Выкурим по сигаретке, господин младший лейтенант?

Мы забрались под плащ-палатку.

— Ты, Додидэ?

— Да!

— У тебя есть еще сигареты?

— У меня всегда есть… Я курю только по половинке.

— Ты экономный человек…

— Как всякий несчастный, господин младший лейтенант. Мне в жизни всего выпало по половине — и молодости, и радости… Только войну, думаю, испытаю целиком…

— А ты не хотел бы этого?

— Нет, хотел бы испытать ее целиком, но только чтобы вернуться домой, пусть и половинкой, но вернуться.

Я вспомнил тогда наши первые дни и ночи на передовой, где-то среди кукурузных полей в Трансильвании.

— Додицэ, ты все еще хранишь те початки кукурузы?

— Храню, господин младший лейтенант, у двоюродного брата, что при обозе. Вот поэтому я и хочу вернуться домой. Хочу посадить их в землю и посмотреть, что из них вырастет.