Августовский рассвет - [74]

С той ночи я тебя не узнавал, ефрейтор Никулеску Виорел. Вот тогда-то ты пришел ко мне и рассказал о своем «диалоге», заключив:

— Господин младший лейтенант, отныне я их из-под земли достану!

Прошли дни и ночи, как они проходят на войне. Медленно, невероятно медленно и тяжело. И я видел, как ты на прикладе винтовки перочинным ножом выводил цифры.

— Это те, которых я достал… Но будут и другие…

К сожалению, ряд цифр прервался. Та печальная дата записана у меня: 23 октября 1944 года.

Гитлеровцы вели огонь из дома, крыша которого была сорвана взрывами. Мы обстреливали дом из минометов — они замолкали, но, как только мы поднимались в атаку, снова открывали огонь. Мы попросили помощи у артиллеристов, развалины дома взлетели в воздух, а гитлеровцы все продолжали стрелять. Тогда ты рассвирепел и попросил разрешения отправиться туда. Тебе разрешили. Помню, ты пошел вместе с Добре и Мэргэритом. Мы обстреливали немцев из минометов, чтобы дать вам возможность продвинуться. Я был уверен, что все в порядке, но, когда вы подошли совсем близко к руинам, они начали вести огонь с другой стороны. Мы снова засекли их. Потом между вами и ими завязалась перестрелка. Я видел, как ты рванулся вперед с гранатами в руках, и услышал взрывы. Два глухих взрыва, потом автоматная очередь и еще один взрыв. После этого с их стороны не раздалось ни единого выстрела. И ты не смог рассказать мне, как все было. Об этом поведал мне Мэргэрит. У них была бетонированная траншея, в которой они установили пулемет. Всего их было шестеро, ни один из них не остался в живых.

Я взял у Мэргэрита твое оружие и вырезал на прикладе цифру «6».

* * *

— Здравия желаю! Солдат Амарией Ион!

Третьим в списке потерь числится Мэргэрит. Тоже Ион. Откуда родом был Мэргэрит? Кажется, из-под Аджуда. Его призвали в 1940 году, и он побывал в четырех полках. Из Бакэу его перевели в Рымникул-Сэрат, чтобы избавиться от него. Говорили, что у него мозги набекрень.

— С этим нам придется повозиться, — сказал капрал Панэ, когда я принимал взвод. — Он был у нас в двадцать первом, куда его прислали из Тульчи, чтобы избавиться от него. Он не хотел брать оружие в руки, не хотел делать ничего. «Я дурак, что вам нужно от меня?» — так он часто говорил. Он был у меня в отделении, так что я его хорошо знаю. Я командую: «Смирно», а он стоит, расставив ноги. В казарме он был потехой для всего взвода. Он все время гонялся с пилоткой за мухами. Вставал когда вздумается. Как-то старшина хотел его ударить, так он заорал и побежал вниз по лестнице. Встретил другого старшину, тот спрашивает: «Что с тобой, солдат?» А Мэргэрит в свою очередь: «А с тобой что?» Потому и пошла молва, что у него мозги набекрень. Во время одной из инспекторских проверок он все испортил, а разъяренный командир роты отправил его на комиссию. Но с комиссии Ион вернулся с заключением: «Годен для фронта». Кто знает, кого он должен был заменить на фронте. Видно, одного из сыновей поставщика обуви для армии. Было у нас двое таких. Они приезжали утром в казарму в одной машине с полковником. Однажды во время стрельб я силой вложил в его руки оружие и уговорил выстрелить из положения «лежа». Полковник, который был тут же, ногами прижал его плечи к земле. Выстрелив, Мэргэрит как сумасшедший бросился бежать, сбив с ног полковника.

В казарму он вернулся через трое суток. «Где ты был?» — «Я искал пулю!» — «И нашел?» Что он еще выделывал, я не знаю, потому что меня перевели к новобранцам… — закончил свой рассказ капрал Панэ.

Что было потом, я знаю от самого Мэргэрита. Его все же комиссовали. «Он полоумный. Что мы будем с ним делать?»

— Но я не был полоумным, господин младший лейтенант, — рассказывал Мэргэрит. — Я был таким же нормальным, как и теперь. Просто я не хотел идти на их фронт. У меня было двое братьев. Они не вернулись, и на моих руках осталось пятеро племянников. У одного брата умерла и жена. Мне надо было вернуться домой, и я вернулся, потому что не хотел идти на их фронт. На моем попечении оказались племянники, жена брата, старая мать. Так что у меня пятеро детей, и я их вытянул из нужды. Они подросли, и я спрашиваю себя: «Что будет с ними, если меня убьют?»

Видя, что война меняет свой ход, я не мог усидеть дома. Да и перед односельчанами было стыдно. «Мы воюем с немцами, а ты сидишь дома?» — могли они спросить меня. К тому же я был солдат. Вы думаете, в армии ничему не научился? Научился, и многому! Явился я в полк, прошел подготовку, и вот теперь я у вас. Я потому к вам пришел, что господин капрал Панэ мне сказал: «Эй, Мэргэрит, я тебя знаю и говорил о тебе с господином младшим лейтенантом». Ведь и я, господин младший лейтенант, хочу сражаться на нашем фронте. Чтоб меня громом поразило, если я вру! Вы не знали того Мэргэрита, полудурака, но вы знаете этого, нормального. Вот это я и хотел вам доложить! У меня пятеро детей, они все равно что мои, но теперь у меня о них душа не болит, они пишут, что о них заботится Патриотическая защита, благодарствую! «Возвращайся, дядя Ионикэ, мы тебя ждем, и пиши нам, чтобы мы знали, что ты жив и здоров!» Ей-богу, так они мне пишут, господин младший лейтенант, вот и письма. Мне их читал Никулеску, и он же пишет мои.