Августин. Беспокойное сердце - [23]

Не ребенок шел под звездами, но звезда сама пришла к ребенку в яслях. В каждой проповеди и в каждом тексте Августин упоминает звезды, солнце, луну и направляет свой сарказм против тех, кто полагал, будто их судьба записана в звездах. В зрелости Августин считал, что звезды не могут быть причиной происходящих на земле событий, однако могут предупреждать о переменах и быть знаками. (О граде Бож. V, 1). Римская религия оставила после себя такую мешанину из пророчеств, астрологии, суеверий и веры в таинственное (О христ. учен. II, 20–23), что бороться против этого с помощью аргументов было почти невозможно.

В Карфагене началась долгая и напряженная работа Августина над artes liberates, свободными искусствами, которые были обязательной частью образования ритора (Исп. IV, 1 и 16). Многое говорит за то, что именно эти занятия подсказали Августину мьюль написать Disciplinarum liber— введение в семь свободных искусств или наук. Единственное сочинение, которое он успел довести до конца, — «О музыке», посвященно ритмам и поэтическому языку. В то же время, примерно в 380 году, он написал небольшой труд по эстетике — «О прекрасном и соответствующем», который вскоре был утрачен (Исп. IV, 13–14). Эта работа была посвящена малоизвестному римскому оратору Гиерию, которым Августин восхищался, но никогда не встречал лично. Епископ Августин ставит себе в заслугу, что он никогда не заботился о сохранности своих юношеских сочинений и не старался отыскать их, если они терялись. Когда–то в Карфагене он придавал им значение, но не теперь, говорит он. В то же самое время Августин изучал трактаты Аристотеля о категориях, которые позже использовал и превзошел в своей работе о Троице.

Проблема, затронутая в том полемическом труде по эстетике, вращалась вокруг «прекрасного» и «соответствующего». Этот вопрос был затронут Платоном еще в «Гиппии Большем». Опирается ли красота на что–то, кроме одних условностей? Матафизична ли она? Не является ли она откровением скрытого порядка? Исчерпывается ли действительность красоты тем наслаждением, которое она дарит? (ср. Исп. II, 5–6). По мысли Августина, рукотворная красота, как правило, представляет собой искушение. Для него истина Бога прекраснее и восхитительнее всего остального. Вместе с тем, само это сочинение представляло собой искушение ученика пойти на все ради достижения известности. Писать такие сочинения — не что иное, как суета, говорил Августин позднее (Исп. IV, 14).

Мы не знаем эстетических рассуждений Августина, но знаем, что вопрос об объективности красоты вскоре всплыл в его богословских сочинениях. Позднее его учение о красоте вошло в богословие, и Бог стал вечной мерой также для красоты искусства. «Искусные руки узнакгг у души о красивом, а его источник — та Красота, которая превыше души» (Исп. X, 34). Работа над вопросами, поставленными Платоном, подготовила разрыв с манихейским материализмом. Августина привлекало то, что платоники делали упор на математическую науку, и несомненно, он сравнивал их учение о бестелесном свете с манихейским образом света как тонкой субстанции (Исп. IV, 16; VII, 1; О блаж. жизни, 4).

***

Карфаген был крупным городом Римской империи. Во времена императора Константина он продолжал оставаться важнейшим центром на западе после Рима и Милана. В Карфагене Августин познакомился с сыном и зятем богатого поэта Авзония и, вероятно, с будущим префектом Рима Симмахом, который выступил против закрытия алтаря богини Виктории в здании римского сената. Речь Симмаха в защиту старой религии была последним проявлением интеллектуальной сипы, которое по своей напористости могло сравниться с новым христианским мышлением. Не исключено, что Симмах был двоюродным братом епископа Амвросия Миланского (339–397), с которым он вел борьбу, так что отношения в высших кругах римского общества часто были достаточно семейными. Августин вписался в эту среду.

В 373–74 годах Симмах был проконсулом в Африке и жил в Карфагене. Августин в то время заканчивал там свои занятия риторикой. Когда они встретились в Риме, Симмах был уже префектом Рима, то есть высшим чиновником. Милан нуждался в учителе риторики, и Симмах рекомендовал туда Августина (Исп. V, 13). Возможно, это произошло не без помощи манихейского лобби в Риме. Тяжело заболев после бегства от матери, Августин жил тогда в одном манихейском доме. Год, проведенный Августином в Риме (382), принес ему одни разочарования.

Многое указывает на то, что Симмах выбрал Августина из–за его манихейских связей. Сам префект был в Риме человеком императора. Будущая работа Августина состояла в том, чтобы сочинять панегирики императору и его семье по случаю официальных мероприятий. Августин точно знал, что представляет собой Симмах, а префект знал, что Августин, получив место учителя риторики, будет перед ним в долгу. Как бы то ни было, парадоксально, что за отправкой Августина в Милан к епископу Амвросию стоял последний ярый защитник язычества в Риме. В Милане Августин встретил целый сонм философов, поэтов и ораторов, приближенных к императору. Он принимал участие в совместном изучении Платона и слушал проповеди Амвросия. В Милане собрался весь ученый мир империи.