Август. Первый император Рима - [49]

Это была последняя атака. Поскольку она не удалась, пришло время сдаваться.

Трое делегатов были отправлены к Октавиану просить условий сдачи. Октавиан ответил, и сделал это публично, что, уважая Марка Антония, он примет условия ветеранов Марка Антония, остальные же должны сдаться безоговорочно. Наедине он имел краткую беседу с одним из переговорщиков, с которым отправил тайное послание. Он жестоко расправится лишь с некоторыми личностями. Все другие, включая Луция, могут ожидать дружелюбного отношения.

Этот частный разговор не ускользнул от некоторых людей в Перузии, ожидавших дискриминационных мер по отношению к себе. Они убеждали Луция Антония настоять на общем договоре, однако Луций сделал так, как посчитал нужным. Без всякого сопровождения он вышел и направился к месту, где находился Октавиан. Увидев его, Октавиан вышел ему навстречу, и они обговорили условия сдачи. Наблюдавшие за их переговорами могли заключить, что результаты удовлетворили обе партии.

В своей истории гражданской войны Аппиан вкладывает в уста обоих лидеров речи, настроение которых Октавиан впоследствии передал в своих мемуарах. Луций говорил, что он действовал в соответствии со всеобщими интересами и в интересах древних политических установлений Римской республики и теперь он готов сдаться безоговорочно, возложив на Октавиана ответственность за все, что за этим последует. Октавиан отвечал, что не может принять упреков Луция, но берет на себя ответственность, о которой, он полагает, Луцию никогда не придется сожалеть. Оба расстались дружески. Так была взята Перузия.

Братание войск. Отсутствие руководства. Советники Октавиана

На следующий день крепость сдалась. Защитники стали проходить перед трибуналом, где сидел Октавиан. Ничто лучше не могло бы проиллюстрировать истинные чувства армии относительно гражданской войны, как сцена, немедленно за этим последовавшая. Войска Цезаря почти сразу же нарушили ряды и стали брататься с войсками Антония. Хотя совсем недавно они насмерть сражались с теми же людьми, но, как только те сдались, они потребовали, чтобы с теми поступили по всем правилам честной войны. Октавиан понял настроения людей, был благожелателен, если не восторжен. Он отказался делить ветеранов Антония и другие войска. Все вместе были отпущены без всякого наказания. Затем вызвали Луция Антония и других офицеров высшего ранга. Луция усадили рядом с Октавианом и оставили личную охрану. Другие высшие чины вставали рядом с такими же чинами бывших противников, которые за них ходатайствовали. Прощение получили все жители Перузии, кроме консула и магистратов, которые (по причинам нам неизвестным) были взяты под стражу, а позже казнены; четыре или пять человек, которых Октавиан считал опасными подстрекателями, также были казнены; на этом наказание закончилось. Октавиан разрешил разграбить Перузию в качестве военной добычи своего войска, однако некоторые горожане (которые, возможно, по каким-то причинам были не в своем уме) подожгли свои дома; огонь распространился дальше, и вся Перузия погибла в огне.

Это был конец старой Перузии, и это был конец, по всем предположениям, гражданской войны в Италии. Азиний Поллион и Вентидий отошли со своими армиями на побережье Адриатики. Началось бегство противников в лагеря оппозиции: среди них был и Тиберий Клавдий Нерон, его жена Ливия и их двухлетний сын Тиберий, будущий император. Фульвия с детьми нашла приют в Путеолах, откуда она отправилась в Брундизии, а оттуда в Афины.

Азиний Поллион имел под своим началом тринадцать легионов и еще дополнительный отряд конницы; Кален в Цизальпийской Галлии имел одиннадцать легионов. Понятно, что сторонники Антония не страдали от малочисленности войска, им недоставало командующего. Ожидали приезда Марка Антония, и в предвкушении этого события Азиний и Вентидий сделали приготовления в Брундизий и выставили дополнительные посты. Тот, однако, все не ехал, и это промедление стоило ему многого: Кален умер, и Октавиан приобрел не только его одиннадцать легионов, но еще Испанию и Галлию. Когда же наконец Антоний отплыл из Александрии, ситуация в Италии изменилась. Слава, которую он завоевал при Филиппах, вновь померкла, а Октавиан терпением и умением все больше и больше войска прибирал к своим рукам. Октавиана начинали воспринимать как главнокомандующего, и, что еще важнее, заслуженно.

Марк Антоний и его офицеры совершили одну и ту же ошибку. Они не придавали никакого значения окружению Октавиана. Меряя по себе, по собственному характеру и поведению — он думает, а другие выполняют его приказания, — Антоний и представить не мог, а тем более это не приходило в голову его окружению, что человек может обладать даром притягивать к себе думающих людей, которые действуют сообща и в согласии, — Октавиан был именно таким человеком. Когда он постепенно стал возникать из дымки истории после сражения при Филиппах, мы можем быть уверены, что он собирал вокруг себя свою группу единомышленников. Первые шаги он предпринял в тени таких фигур, как Авл Гирций, Вибий Панса и Корнелий Бальб; теперь мы впервые услышали о Марке Випсании Агриппе и знаменитом Меценате, чье имя, так же так и Лукулла, вошло в поговорку. Антоний жестоко ошибался, полагая, что Октавиан одинок. Это было не так. Мальчик Октавиан не продержался бы и недели. Октавиан, собравший вокруг себя друзей Цезаря, был непобедим и вечен.