Август - [32]
Музыкант, аккомпанирующий певице, небрежно отодвинулся от синтезатора, как будто он тут и ни при чем вовсе, только сильные пальцы перебирали клавиши, — уверенно и печально фортепиано прокладывало мелодию сквозь густой, тягучий августовский мёд саксофона.
Люся, словно парусная шхуна на свет маяка, проплыла легкой волнующей походкой навстречу взгляду Петрова.
— Добрый вечер, друзья? Ведь не господа же, даже не товарищи, ведь друзья же, правда?
— А я вас потерял, — невпопад протянул Андрей Николаевич, одновременно поднимаясь, подвигая торопливо кресло и гася в пепельнице зажженную сигарету.
— Конечно, друзья! — Невозмутимый по-восточному Анчаров с бронзовым в сумерках бара лицом, легко, пружинисто встал по стойке «смирно», а были б шпоры, так непременно звякнули бы. Саня вопросительно посмотрел на Петрова, тот опомнился и торжественно произнес:
— Люся, разрешите представить вам моего товарища — Александр, э-э…
— Алишерович, — тихо подсказал Саня.
— Александр Алишерович Анчаров! Люся улыбнулась и протянула тонкую руку.
— Очень рада! Меня зовут Людмила Николаевна. Кутепова. Для друзей — просто Люся!
Анчаров осторожно пожал узкую гладкую ладонь, склонил голову и непроизвольно прищелкнул все же каблуками:
— Я счастлив! Что вам заказать? Андрей, ты позволишь?
Петров немножко ревниво усадил Люсю за столик и развел руками, глядя на застывшего в ожидании приказа Анчарова.
— Люся, пожалуйста, хоть что-нибудь, а то ведь Александр Алишерович в стремлении услужить даме пароход наш перевернет!
— Как приятно! Зря, Андрей Николаевич, вы пытаетесь иронизировать. Бокал шампанского разве что, и только. Брют.
Анчаров улыбнулся им обоим и уверенно пошел к стойке.
— Как красиво могут женщины просто сесть в кресло, — подумал Петров про себя. — Просто опуститься в кресло, просто наклонить голову, просто руки как-то так держать, что они не кажутся лишними. И спина как струна, и все скромно так, и с таким женским вызовом одновременно.
— Какой интересный человек ваш новый знакомый, — Люся чуть-чуть наклонилась в сторону Андрея, чуть повернула голову. Ни прическу поправлять не стала, уверенная, что все с ней в порядке, ни одного лишнего суетного движения не сделала. Просто перешагнула вдруг пропасть между ними, не сделав ни одного шага. Просто посмотрела ему в глаза, — и всё.
— Саня? Да, мне кажется, он хороший человек. Он давний друг моего старого приятеля. Так все случайно срослось и так вовремя, я потом расскажу, если вам интересно. А куда же вы пропали, Люся? Я так радуюсь, право, что вы разрешили мне так вас называть. Я влюблен в это имя, я уже говорил, да? Не помню, почему вдруг, может быть книжка какая-то детская была, может быть, девочку в первом классе так звали; не знаю почему, но мне просто нравится произносить вслух: Лю-ся!
— Спасибо, Андрей Николаевич! Да вы курите, я привычная. Сама не курила никогда, у нас папа курил. И я с тех пор люблю курящих мужчин, а некурящих не очень.
— Спасибо! Я много курю. Я ведь летал всю жизнь. Я инженер. Последнее время радистом, правда, пришлось. На грузовом лайнере. Так вот, в пилотской кабине особо не пораскуриваешь. Выходить в грузовой отсек надо, да и то, сначала момент улучить. А рейсы длинные обычно, иногда по 7–8 часов — с одного конца света — на другой. Вот. Ну, а когда можно курить свободно, сигарету изо рта не вынимаю, чтобы накуриться про запас, наверное. Понимаю, слабость. Надо избегать зависимости, чтобы быть свободным. Но я один, к чему мне искать свободы?
Петров бормотал, бормотал, почти про себя, закуривал сигарету, старательно выдувал дым в сторонку от Люси, а сквознячок все равно тянул слоеное облачко на нее. Но она не отмахивалась от него, смотрела на Андрея с рассеянной улыбкой, носик не морщила, наоборот, чутко шевелила ноздрями, привыкая к запаху «Кэмела», соотнося его в памяти с каким-то другим — знакомым с детства.
— Ах, Петров, Петров. Вы человек романтической профессии, оказывается! Вы кенгуру видели? — Люся подняла высоко ресницы, в зеленых глазах заиграл озорной огонек.
— Смеетесь. — разочарованно протянул Андрей Николаевич. — Не только видел. И трогал, и даже ел, признаться. У меня в каюте есть сувенир один австралийский — кожаный мешочек такой, мягкий, без единого шва! Я в нем флэшки держу, чтобы не потерялись и аккумуляторы запасные для фотоаппарата.
— Это как же, кожаный мешочек и без единого шва? — живо заинтересовалась Люся.
— А он из. — Петров замялся внезапно.
— Ну-ка, ну-ка, — женщина придвинулась к нему поближе, с видом заговорщицы, обсуждающей страшную тайну. — Говорите, мне можно, я почти психоаналитик.
Эта книга о тех, кто, не сходя с собственного дивана, оказался за границей — о 25 миллионах советских русских, брошенных на окраинах бывшей империи. Эта книга о тех, кого Родина не взяла с собой. Эта книга о тех, кого не стали эвакуировать. Эта книга о совести россиян…Как из советских становятся русскими? Ответ на этот вопрос дала новейшая история. Судьба человека снова становится главной сюжетной линией художественного произведения.Любовь встречается с ненавистью и смертью, верность присяге — с предательством.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.
С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.
Абрам Рабкин. Вниз по Шоссейной. Нева, 1997, № 8На страницах повести «Вниз по Шоссейной» (сегодня это улица Бахарова) А. Рабкин воскресил ушедший в небытие мир довоенного Бобруйска. Он приглашает вернутся «туда, на Шоссейную, где старая липа, и сад, и двери открываются с легким надтреснутым звоном, похожим на удар старинных часов. Туда, где лопухи и лиловые вспышки колючек, и Годкин шьёт модные дамские пальто, а его красавицы дочери собираются на танцы. Чудесная улица, эта Шоссейная, и душа моя, измученная нахлынувшей болью, вновь и вновь припадает к ней.
Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.
События, описанные в этой книге, произошли на той странной неделе, которую Мэй, жительница небольшого ирландского города, никогда не забудет. Мэй отлично управляется с садовыми растениями, но чувствует себя потерянной, когда ей нужно общаться с новыми людьми. Череда случайностей приводит к тому, что она должна навести порядок в саду, принадлежащем мужчине, которого она никогда не видела, но, изучив инструменты на его участке, уверилась, что он талантливый резчик по дереву. Одновременно она ловит себя на том, что глупо и безоглядно влюбилась в местного почтальона, чьего имени даже не знает, а в городе начинают происходить происшествия, по которым впору снимать детективный сериал.
«Юность разбойника», повесть словацкого писателя Людо Ондрейова, — одно из классических произведений чехословацкой литературы. Повесть, вышедшая около 30 лет назад, до сих пор пользуется неизменной любовью и переведена на многие языки. Маленький герой повести Ергуш Лапин — сын «разбойника», словацкого крестьянина, скрывавшегося в горах и боровшегося против произвола и несправедливости. Чуткий, отзывчивый, очень правдивый мальчик, Ергуш, так же как и его отец, болезненно реагирует на всяческую несправедливость.У Ергуша Лапина впечатлительная поэтическая душа.