Август - [19]
— Меня Андрей Николаевич зовут, — опомнился Петров, уже пройдя рядом с женщиной метров десять.
— Очень приятно, — чуть сильнее сжала его локоть незнакомка. — А я Людмила Николаевна! Но вы можете звать меня Люсей, если хотите.
— Хочу! — расслабился и повеселел внезапно Андрей. — Я почему-то люблю это имя. Но сейчас редко кто из Людмил позволяет звать себя Люсей.
— Спасибо! — улыбнулась Люся, посмотрев искоса, сбоку и снизу на своего высокого спутника, на гладкий волевой подбородок и четкий профиль лица. Обычно мужчины, когда им за сорок, начинают оплывать глазами, подбородком, обрюзгшими щеками. А ее новый знакомый не был мягким, как пластилин, в нем чувствовались нерастраченная сила и непокорившаяся жизненным обстоятельствам личность. Женщина даже легонько подпрыгнула — подтанцевала на длинных, сильных ногах при этом внезапном открытии — так обрадовалась внутренне славной находке. Тут же выровняла шаг и тут же снова объяснила Петрову свое поведение:
— Вы мне понравились вдруг, Андрей Николаевич! Я на самом деле очень осторожно к мужчинам отношусь. Не боюсь вашего брата, но осторожничаю. А с вами, поверилось мне, можно подружиться, по-хорошему, как в книжках. Можно? — Люся просто и доверчиво посмотрела Петрову в глаза.
Людмила Николаевна не была наивной дурочкой и поставить себя умела, но объяснять людям себя всегда любила сразу, чтобы не было недомолвок в любых отношениях — деловых или личных. Или даже при редком случайном знакомстве, вот как сейчас. Объяснишь человеку все, растолкуешь, и тогда не будет ни обид, ни двусмысленных ситуаций, — верила она.
— Я рад знакомству, Люся! — легко отозвался Петров, почувствовав, что уже устал быть один. И заноза в сердце от дикого инцидента ночного впервые по-настоящему отпустила, перестала покалывать, отравляя удовольствие от первого дня (вчерашний вечер не в счет), только сегодня начавшегося по-настоящему круиза. Конечно, вокруг было много людей. И доцент с аспирантами, и офицеры из Приднестровья, попросившие после совместной поездки и знакомства подробного в автобусе не слишком распространяться о них посторонним. Доверились ведь люди, не стали прикидываться петербуржцами. Да и Петров им все рассказал о себе вкратце — чего таить? Но с Люсей что-то совсем иное предчувствовалось в совместном путешествии. Ой, даже и мысли дурной и чисто мужского интереса не возникло у Андрея к этой удивительной женщине! Как сестру вдруг встретил по дороге к храму. Сказочка, сказочка.
Глава пятая
Андрей хотел было пропустить Люсю вперед у входа в собор, да и посмотреть на нее захотелось, хоть понять, во что одета, окинуть ее всю коротким взглядом. Просто, чтобы не потерять потом в толпе туристов, не отпускать ее одну по течению. Но Люся подтолкнула его аккуратно в широкую спину, дескать, в церкви нет у меня преимуществ перед мужчинами. Петров все же обернулся тогда с улыбкой, не исподтишка, а прямо, не скрываясь, оглядел женщину с головы до ног, приговаривая:
— Особые приметы: джемпер белый с синим на молнии, юбка серая льняная, волосы русые, хороша необычайно. Это я словесный портрет составляю. Если вдруг потеряетесь, буду вас искать!
— Куда же я денусь с теплохода? — отшутилась Люся в тон. И добавила уже серьезно, — ну же, идите, а то народ набежит, даже к мощам преподобного приложиться не протолкнетесь!
В прохладной тишине собора они разошлись в разные стороны. Андрей у свечницы «выменял» образ святого Александра Свирского, записочку подал о родителях заупокойную. А Люся подошла к монаху, присматривавшему ревниво за туристами, и о чем-то стала спрашивать его тихонько.
Поставив свечи, где хотелось сегодня особенно, не без трепета приложился Андрей к мощам; не отрывая лба от холодного, пахнувшего ароматно стекла, молил чудотворца о помощи и вразумлении, пока не провалился всей душою в иное измерение, пока седой монах не тронул его за плечо, понуждая поберечься и не потерять связи с земным миром. Петров выпрямился, как из воды выплыл, вдохнул глубоко насыщенный благовониями воздух. Перекрестился медленно, уставно и отошел на шаг. Монах строго посмотрел Андрею Николаевичу в лицо и потянул у него из руки приобретенный им только что образ. Приложил к мощам, прочитал молитву короткую и отдал иконку обратно Петрову, опять почему-то укоризненно покачав головою. Андрей медленно, приходя в себя, пошел к выходу, заметив краем глаза Люсю, припавшую к старинному чудотворному образу Богоматери.
«О чем молить Тебя, чего просить у Тебя? Ты ведь все видишь, знаешь Сама, посмотри мне в душу и дай ей то, что ей нужно. Ты, все претерпевшая, все премогшая, — все поймешь. Ты, повившая Младенца в яслях и принявшая Его Своими руками со Креста, Ты одна знаешь всю высоту радости, весь гнет горя. Ты, получившая в усыновление весь род человеческий, взгляни и на меня с материнской заботой. Из тенет греха приведи меня к Своему сыну. Я вижу слезу, оросившую Твой лик. Это надо мной Ты пролила ее и пусть смоет она следы моих прегрешений. Вот я пришла, я стою, я жду Твоего отклика, о Богоматерь, о, Всепетая, о, Владычице!
Ничего не прошу, только стою пред Тобой. Только сердце мое, бедное человеческое сердце, изнемогшее в тоске по правде, бросаю к Пречистым ногам Твоим, Владычица! Дай всем, кто зовет Тебя, достигнуть Тобою вечного дня и лицем к лицу поклониться Тебе».
Эта книга о тех, кто, не сходя с собственного дивана, оказался за границей — о 25 миллионах советских русских, брошенных на окраинах бывшей империи. Эта книга о тех, кого Родина не взяла с собой. Эта книга о тех, кого не стали эвакуировать. Эта книга о совести россиян…Как из советских становятся русскими? Ответ на этот вопрос дала новейшая история. Судьба человека снова становится главной сюжетной линией художественного произведения.Любовь встречается с ненавистью и смертью, верность присяге — с предательством.
«Ашантийская куколка» — второй роман камерунского писателя. Написанный легко и непринужденно, в свойственной Бебею слегка иронической тональности, этот роман лишь внешне представляет собой незатейливую любовную историю Эдны, внучки рыночной торговки, и молодого чиновника Спио. Писателю удалось показать становление новой африканской женщины, ее роль в общественной жизни.
Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.
Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.
Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.
«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.