Август Хромер - [178]
– Правда, Салли, не надо: я пробовал – всё равно бесполезно!
Если я не ослышался, сзади раздались приглушённые смешки…
С обратной стороны здания мы в самом деле обнаружили некую металлическую дверь, посаженную в углубление. Блестящее поверхность двери напрочь лишена ржавчины, что никак не вяжется с общей ветхостью здания.
– Всем эта новенькая дверь кажется подозрительной? – озвучил мои мысли Истериан.
– Мне больше кажется подозрительным то, насколько явно она тут стоит, – пролепетала детектив Фер, – Любой может заплутать и наткнуться на неё.
– Вот только она заперта, – попробовал я открыть дверь.
Зажатые между стен, мусорных баков, в некоторых из которых копошатся крысы, накрытые сверху редкой капелью и укутанные лёгким туманом, мы застыли перед запертой металлической дверью и начали украдкой оглядываться по сторонам – как бы кто нас не застукал.
– Как будем открывать? – отправил я вопрос в воздух.
– Ну, ключа у нас нет, отмычек – тоже… – пожала плечами Салли.
– Да ещё и толстая – кислотой не прожжёшь. Придётся вышибать.
– Нельзя, – выдохнул Истер и ухватился за меня, чтобы не упасть.
Парня шатало как и всегда, когда он пользовался Блуждающим Взором.
– Нельзя, говорю, вышибать, – промямлил ослабший полукровка, – Там на петлях закреплена взрывчатка – если их сломать, тут же рванёт! Надо открывать ключом.
– Ты как это узнал про петли? – помог я другу встать вертикально.
– Через замочную скважину посмотрел…
– Ты как, в порядке, Истер? – подскочила к переводящему дух и отдыхающему от Блуждания полукровке.
– Не совсем, но скоро уже пройдёт.
Истериан, конечно, молодец, раз сумел так ловко использовать свой нечеловеческий дар. Никогда бы не подумал, что он способен выкручивать подобные фокусы.
– Интересно, что же это за дверь такая, если её минируют от посторонних? – спросил я, скорее, сам у себя.
– Что, кстати говоря, делать с ней будем? – придя в себя, выдохнул Истериан.
– Отыщем ключ, – как ни в чём не бывало прохрипел я, – Пойдём, есть идея.
И я повёл своих коллег обратной дорогой, свернул за угол и уверенно направился прямо на вышибалу. Приметив меня, здоровяк подхватил дубинку, прислонённую к стене. Чисто на всякий случай, конечно же.
Остановившись всего в шаге от громилы, я тут же задал интересующий меня вопрос:
– Оттуда никто сегодня не выходил? – я указал кивком головы в сторону поворота к подвалу.
Лениво глянув в ту сторону, вышибала шумно втянул носом воздух и сказал, как выплюнул:
– Нет, не было никого…
– А если вспомнить хорошенько? – смел настаивать я.
– Слушай, ты нарываешься!
Я не дал ему шанса занести дубинку для удара, который, конечно же, на меня не произвёл бы впечатления, и сильно толкнул верзилу раскрытыми ладонями в грудь. Здоровяка мощно впечатало в стену и он выронил орудие труда, которое я без труда перехватил у земли и легко переломил руками. По расширившимся глазам испуганного здоровяка понял, что мы стали ближе к взаимопониманию.
– Так ты кого видел?
– Мы с ними не связываемся, – пролепетал детина, замотав головой.
– Значит, видел? – я демонстративно сжал и разжал кулак.
Глуповатые, как у поросёнка, глазки здоровяка забегали по сторонам, а маленький мозг усиленно думал, какой же ответ следует дать:
– Один сегодня вышел оттуда, – решил-таки ответить честно вышибала, – Сейчас в баре у нас сидит, в жёлтом пиджаке, не перепутаете.
Оставив громилу в покое, я тут же направился внутрь, дав сигнал Салли и Истеру не отставать. Они зачем-то начали благодарить вышибалу за информацию и просить прощение. По мне, так это пустое…
Бар внутри оказался немногим лучше, чем снаружи: обшарпанная штукатурка местами облетела, про краску и побелку в этом месте, похоже, совсем не знают, а тягучую полутьму разгоняют многочисленные свечи на круглой люстре. Потолок над ней закопчён настолько, что стал напоминать чернильное ночное небо.
Зал первого этажа разделён на две части: слева за неказистыми столиками расселись выпивохи, опрокидывающие уже не первый десяток кружек с горячительным. Со всех сторон раздаются крики и гомон, звон стаканов и стук кружек, в воздухе стоит такой сильный запах перегара, что от него должны умирать некрупные животные. Хотя лошадь здесь окочурится – не удивлюсь.
Справа же посетители расчистили место для бокса. Двое подвыпивших бойцов кружат по рингу и мутузят друг друга кулаками под радостные выкрики болельщиков, окруживших драчунов в три ряда. Бой откровенно нечестный, потому что болельщики то и дело подсовывают боксёрам бутылки или стулья, чтобы использовать их в качестве оружия. Жестокая потеха зверей…
Ума не приложу, что здесь мог делать Истериан, пусть даже и всего один раз.
Тяжелее всех пришлось маленькой Салли, которой приходилось зажимать себе рот и нос платком. Девушка тяжело дышит ртом и щурится от плотного табачного дыма, режущего глаза. Истериан, заметив, что девушке нехорошо, обнял её за плечи и повёл к выходу, крикнув мне при этом:
– Мы подождём на улице, Август. Ты, я думаю, и сам справишься.
Ладно, нечего губить здоровье девушки. Тем более, что одного сектанта (предположительно) вытащить из… ладно, назовём этот сарай баром… так вот, вытащить его из бара будет несложно.
Попытка создать неклассический постапокалипсис, где жизнь выживших свелась не к одеванию военной формы и сне в обнимку с автоматом, а к коллективному мирному выживанию сплочённой деревушкой. Её спокойный быт нарушает Душегуб — маньяк, убивающий детей. Однажды его жертвой становится полицейский, идущий по следу убийцы. Смерть офицера странным образом собирает вместе давно забывшую про него племянницу, бывшего напарника, открыто презирающего полицию алкоголика и отшельника, отыскивающего трупы детей. Далеко не всегда они действуют сообща, двигаясь собственными путями к маньяку.
За неделю может произойти многое, особенно если наступило время таинственной и пугающей Недели Долгой Ночи. Она опустилась на город Данкелбург одновременно с первым снегом. Сам город давно находится во власти противоборствующих криминальных группировок, которые делят сферы влияния, не очень-то обращая внимания на полицию. Другой силой, контролирующей город, является мистическая сила темноты, проявляющаяся в совершенно непредсказуемых формах. Она слепа, дика и неодолима… За неделю в Данкелбурге протекают моменты из жизни самых разных людей.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.
С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.
Абрам Рабкин. Вниз по Шоссейной. Нева, 1997, № 8На страницах повести «Вниз по Шоссейной» (сегодня это улица Бахарова) А. Рабкин воскресил ушедший в небытие мир довоенного Бобруйска. Он приглашает вернутся «туда, на Шоссейную, где старая липа, и сад, и двери открываются с легким надтреснутым звоном, похожим на удар старинных часов. Туда, где лопухи и лиловые вспышки колючек, и Годкин шьёт модные дамские пальто, а его красавицы дочери собираются на танцы. Чудесная улица, эта Шоссейная, и душа моя, измученная нахлынувшей болью, вновь и вновь припадает к ней.
Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.
События, описанные в этой книге, произошли на той странной неделе, которую Мэй, жительница небольшого ирландского города, никогда не забудет. Мэй отлично управляется с садовыми растениями, но чувствует себя потерянной, когда ей нужно общаться с новыми людьми. Череда случайностей приводит к тому, что она должна навести порядок в саду, принадлежащем мужчине, которого она никогда не видела, но, изучив инструменты на его участке, уверилась, что он талантливый резчик по дереву. Одновременно она ловит себя на том, что глупо и безоглядно влюбилась в местного почтальона, чьего имени даже не знает, а в городе начинают происходить происшествия, по которым впору снимать детективный сериал.
«Юность разбойника», повесть словацкого писателя Людо Ондрейова, — одно из классических произведений чехословацкой литературы. Повесть, вышедшая около 30 лет назад, до сих пор пользуется неизменной любовью и переведена на многие языки. Маленький герой повести Ергуш Лапин — сын «разбойника», словацкого крестьянина, скрывавшегося в горах и боровшегося против произвола и несправедливости. Чуткий, отзывчивый, очень правдивый мальчик, Ергуш, так же как и его отец, болезненно реагирует на всяческую несправедливость.У Ергуша Лапина впечатлительная поэтическая душа.