Август - [35]

— У нас вот-вот будет две сотни, — промолвил Йоаким.

Теодор по новой подаёт заявку на одну акцию и спрашивает, почему они его отвергают.

— Если потому, что я не могу заплатить, так на это есть мой сын, Родерик. У Родерика целых двести крон.

Август:

— Вот только его самого здесь нет. Так что помолчи, Теодор! У нас уже набралось сто девяносто?

— Да, — отвечает Йоаким.

Тогда Август опять обращается к Ездре и говорит:

— Ну как, записать тебя на последние десять?

Напряжённая тишина в гостиной. Мрачный и недовольный Ездра, ему неприятно, он сидит среди множества людей и всё же одинок.

— Не надо, — отвечает он.

И тут снова поднимается Роландсен.

— Давайте уж я возьму последние десять, чтоб у меня было тридцать.

У Роландсена хватает смекалки, и он прекрасно знает, что говорит: теперь его сосед Габриэльсен не опережает его ни на пядь, теперь у каждого из них по тридцать акций.

Август:

— Итак, у нас полный список. Осталось только заплатить по десять крон с каждой сотни. Иверсен, хозяин невода, идёт первым.

Иверсен платит, Йоаким записывает. Один за другим вносят они свою долю. Большинство уже держат деньги наготове. Поулине не сводит глаз со старшего брата, но Эдеварт держится спокойно и не отказывается от своего слова, Какое там отказывается; деньги лежат у него в кармане, он достаёт их, проходит вперёд и платит. Вы только поглядите на этот денежный мешок, на этого притворщика, ведь если он заранее приготовил пятьсот крон, то, верно, затем, чтобы не показывать народу слишком много денег, а может, их у него целая куча...

А как поступит Каролус? Отвернулся ли он к стене, когда отсчитывал деньги? Нет и нет, он без малейшего смущения демонстрировал свой туго набитый бумажник и рылся в нём так, чтобы все это видели.

— Подсчитай свои, — сказал он Йоакиму, — если не хватит, я добавлю.

Нет, у Йоакима денег хватит, и он записывает свой взнос.

Даже молодой Роландсен всё рылся и рылся в своих банкнотах, словно это Бог весть какая хитрость выбрать из них триста крон. Между прочим, у молодого Роландсена были какие-то изуродованные ногти, они выглядели странно и неприятно. С чего это у Роландсена такие ногти? Те, кто их видел, невольно передёргивались. Если отвлечься от ногтей, Роландсен выглядел отлично. Белый воротничок, золотая цепочка.

Август выложил на стол свою сотенную, пошутив при этом:

— Не забудь выписать мне квитанцию!

Но когда очередь дошла до Поулине, оказалось, что у неё при себе нет денег, какое-то мгновение она сидела в полной растерянности, потом бросилась к дверям, выбежала и вернулась, запыхавшись, с такой же красной бумажкой, как и у Августа, а Йоаким сказал ей на это:

— И нечего было бегать высунув язык, я бы одолжил тебе сколько надо.

Но тут вдруг выяснилось, что у самого-то у Йоакима вовсе нет и пятидесяти крон и ему нечего внести. По гостиной раскатился хохот, а Йоаким густо покраснел. Потом он вдруг поднялся со стула и пожелал уйти.

— Ты куда это? — спросил Август.

— А он собирается побегать высунув язык, чтобы найти деньжонок! — ликовала Поулине.

Август силой усадил Йоакима на прежнее место и протянул ему пятидесятикроновую бумажку:

— Возьми пока! Ты не имеешь права бросать протокол!

Наконец и Габриэльсен, последний из всех, сделал свой взнос. Теперь деньги лежали горкой, целых две тысячи крон.

— А что нам с ними теперь делать? — спросил Йоаким.

Август:

— Ты не мог бы до поры до времени спрятать их у себя?

Йоаким лишь досадливо помотал головой и фыркнул:

— Да я к ним даже и не притронусь! Молчание.

Август:

— Тогда ты, Поулине, должна взять эти деньги. Поулине тоже отказывается.

Тут заявил о себе Каролус.

Если он возьмёт деньги, то в его бумажнике прибавится всего лишь две тысячи крон, так что если проблема в этом...

— Нет, нет! — раздаются выкрики с мест. — Поулине, только Поулине! У неё и почтовый шкаф с замком есть, у неё и страховка, и лавка у неё запирается, и контора запирается...

Пришлось Поулине уступить и взять деньги на хранение. Йоаким поддразнил её:

— Ну, ежели ты припрячешь мои полсотни, не видать мне их больше как своих ушей.

Август подводит итог:

— Наконец-то мы сделали то, что собирались. Через месяц считая с этого дня, у нас в Поллене будет свой банк с капиталом в две тысячи крон. Конечно, это маленький банк, где счёт идёт на шиллинги, а не на кроны, его может разорить любой крупный заём, но для начала это очень даже неплохо. Со временем кто-нибудь захочет вложить в него суммы и побольше, а после того, как мы с такой охотой действовали сегодня вечером, не исключено, что со временем мы начнём подписываться на пятьдесят, а то и на сто тысяч крон, я заглядываю далеко в будущее. Теперь нам осталось только скрепить всё нашей подписью.

Йоаким:

— Кто желает подписаться? Август и об этом уже подумал:

— Все вместе, все акционеры, нас не так уж и много! А начнём, как и в тот раз, с хозяина невода, с Иверсена.

Все присутствующие начинают ставить свои подписи на очередной бумаге, лежащей на середине стола, под лампой расписывается Роландсен, у которого такие уродливые ногти. Теодор тоже пробился вперёд и пожелал внести своё имя, но его отогнали.

Август продолжал развивать бурную деятельность, люди всё прибывали и прибывали в Поллен, а потому он, как лицо руководящее, должен был похлопотать насчёт строительных площадей для приезжих. Каролус успел тем временем распродать всю свою пахотную землю, однако теперь его охватила тревога, и в сердце поселилась боль. Он даже спросил у жены: