Авеню Анри-Мартен, 101 - [81]

— Оставьте меня в покое!

— Перестаньте дуться, это становится заметным.

— А мне все равно!

— Не будьте ребенком, сейчас не самое подходящее время для глупых ссор… Вы слушаете меня?.. Хорошо. Вы должны позвонить своим тетушкам, мадемуазель де Монплейне…

— Зачем?

— …и попросить их принять вас на какое-то время…

— Всех троих?! И малыша?

— Да. Завтра же, если к тому времени гестапо нас еще не арестует, мы уедем в Бордо, там я возьму билеты на поезд и провожу вас в Париж.

— Но Лаура, может быть, не захочет уезжать.

— Нужно убедить ее. Лауру во что бы то ни стало надо увезти из Монтийяка. Нельзя допустить, чтобы она вновь встретилась с Фьо.

— Понимаю… Иду звонить.

— Скажите своим тетушкам, что Камилле необходима консультация опытных врачей, и вы едете с ней, учитывая состояние ее здоровья.

— А что сказать о Лауре?

— Скажите, что она скучает, и это не будет ложью.

— В Париже мы будем встречаться?

— Так часто, как это будет возможно.

— Хорошо, я иду звонить. Вы проводите меня?

— Нет, перед отъездом в Бордо мне еще о многом нужно поговорить с Лораном.

— Вы собираетесь в Бордо сегодня?

— Да. Я попытаюсь узнать что-нибудь о ваших друзьях и займусь билетами на поезд.

Остаток дня Леа следила за Лаурой. Та не переставала плакать, свернувшись клубочком в одном из кресел гостиной.

— В конце концов, почему ты плачешь?

Вопрос остался без ответа, лишь усилив поток слез.

Франсуа Тавернье позвонил, чтобы предупредить, что вернется только завтра утром, к этому времени все должны быть готовы к отъезду. Руфь одобрила этот отъезд и убедила Лауру в его необходимости.

— Ни о чем не беспокойся, — сказала она Леа, — я обо всем позабочусь… Пока Сидони поправляется, она поживет здесь. Обещай мне писать почаще и держать в курсе всех событий.

Бернадетта Бушардо, опечаленная новой разлукой с сыном, никак не отреагировала на их отъезд.

В десять часов Лоран высвободился из объятий Камиллы, в последний раз поцеловал спящего сына и, взяв свой рюкзак со сменой белья, вышел в ночь. По тропинке, идущей в обход дома Файяров, Леа проводила его до дороги. Откуда-то с обочины вынырнул человек, ослепив их своим фонарем.

— А, это ты, — сказал он, погасив свет. — Нужно спешить, самолет не будет ждать.

Из кустарника он достал два велосипеда.

Лоран поцеловал Леа в лоб.

— Береги себя и моих, — произнес он, осторожно освобождаясь от рук, пытавшихся его удержать.

19

«Сто девяносто пять убитых!.. 17 мая 1943 года в ходе бомбардировок союзников в Бордо погибли сто девяносто пять человек».

С каким удовольствием повторял эту фразу Герольд Паки с парижского радио! Пострадали привокзальные кварталы, движение поездов нарушено. «К счастью, — эгоистично подумала Леа, — мы вовремя уехали».

Какая была суматоха! В этот субботний день, накануне Пасхи, толпы людей с детьми, свертками и корзинками штурмовали поезда на Париж. И как только Франсуа Тавернье удалось получить купе первого класса? Это было похоже на чудо, поскольку даже коридоры вагонов были забиты народом. Не желая оставлять маленького Шарля, Камилла отказалась пойти с ними в вагон-ресторан.

Оказавшись в ресторане, Леа пожалела, что не осталась в купе, где можно было перекусить снедью, которой снабдила их в дорогу Руфь. Большинство столиков занимали немецкие офицеры и солдаты или мужчины и женщины, всем своим видом выражавшие пресыщенность и равнодушие. При появлении двух хорошеньких девушек все повернули головы в их сторону. Леа и Лаура предъявили метрдотелю свои билеты и получили самый скверный за все время войны обед. Увидев разочарованное лицо Леа, Франсуа рассмеялся. Под голодным взглядом молоденького солдатика Лаура почти не притронулась к своей еде…

После радостной встречи с Альбертиной, Лизой, Франсуазой и ее малышом к Лауре отчасти вернулось хорошее настроение.

Леа нашла, что тетушки и Эстелла выглядят усталыми и постаревшими.

После приезда в Париж Франсуа лишь раз появился на Университетской улице и исчез сразу после ужина.

Руфь в письме сообщила им о самоубийстве доктора Бланшара. Как и супруги Дебре, он без колебаний покончил с собой, чтобы не заговорить под пытками. Жан и Рауль Лефевры находились в форте «А». Их пытали.

Об участи молодых людей Франсуа Тавернье рассказал еще в машине по дороге в Бордо. Их отвезли в дом № 197 по улице Медок, где грубо допрашивали, даже Жана, которому рана в груди причиняла ужасные страдания. Ничего не добившись от братьев, их избили и бросили в подвал. Палачи прекратили пытки только потому, что побоялись забить их насмерть. Доктору Бланшару разрешили осмотреть Жана. Ему удалось извлечь пулю, не причинившую молодому человеку серьезного вреда. В ту же ночь доктор покончил с собой, проглотив ампулу с цианистым калием. Тавернье узнал об этом через несколько дней…

С тех пор Лаура никогда не упоминала имени Мориса Фьо.

На прилавке книжного магазина «Галлимар» на бульваре Распай лежали лишь несколько потрепанных томов. Леа перелистала пожелтевшие страницы одной из книг. Имя автора ничего ей не говорило. Подошел продавец, знакомый ей с начала войны. На нем были брюки для игры в гольф и ботинки на толстой подошве.

— Не советую покупать эту книгу, мадемуазель. Она того не стоит…