Авель Санчес - [2]
– А разве я когда-нибудь пытался тебя обмануть?
– Нет, но можно обманывать и бессознательно. Ты ведь только делаешь вид, будто тебя ничто не касается, будто жизнь для тебя – игрушка, будто ты поплевываешь на все. На самом же деле ты чудовищно честолюбив…
– Я честолюбив?
– Да, да, честолюбив! Ты обожаешь славу, успех, похвалы… Ты сызмальства был честолюбив. Но только ты скрытничал и лицемерил.
– Послушай, Хоакин, и скажи по совести: разве я оспаривал у тебя награды? Разве ты не был всегда первым в классе? Мальчиком, подающим надежды?
– Это правда, но всеобщим любимцем, которого все готовы были на руках носить, был ты, а не я…
– А разве в этом моя вина?…
– Неужели ты хочешь заставить меня поверить, будто ты не искал популярности?…
– Уж если на то пошло, то это ты ее домогался…
– Я? Я? Я презираю людей, а потому презираю и успех!
– Ну будет, будет тебе! Давай оставим этот глупый разговор. Лучше расскажи мне о своей невесте.
– Невесте?
– Ну да, о твоей кузине, которую ты хотел бы видеть своей невестой.
Хоакин, желая овладеть сердцем Елены, вкладывал в свои домогательства весь пыл своей целеустремленной и подозрительной души. И вполне понятно, что неизбежными в таких случаях душевными излияниями он делился со своим другом Авелем.
Любовь была мучительной. Елена заставляла его так страдать!
– С каждым днем я все меньше понимаю ее, – жаловался он Авелю. – Эта девушка для меня – сфинкс…
– А знаешь, что говорил в подобных случаях Оскар Уайльд? Да, кажется, он. Всякая женщина – это сфинкс без загадки.
– А вот в Елене есть загадка. Похоже на то, что она тайно в кого-то влюблена. Убежден, что она любит другого.
– Почему ты так думаешь?
– Иначе я не могу объяснить ее поведения со мной…
– То есть только потому, что она не хочет тебя любить… любить как жениха, хотя как кузена она, быть может, и любит тебя…
Когда оба они сдали бакалаврские экзамены, пути их разошлись. Авель решил посвятить себя живописи. Хоакин поступил на медицинский факультет. Виделись они по-прежнему часто и любили поболтать о своих успехах. Хоакин нередко пытался втолковать Авелю, что медицина – тоже искусство, и даже изящное искусство, требующее поэтического вдохновения. Порой яге пускался в очернение изящных искусств, как расслабляющих разум, и восхвалял науку, которая возвышает, укрепляет и облагораживает человеческий дух истиной.
– Но ведь и медицина – сомнительная наука, – возражал тогда Авель. – Скорее это тоже искусство – искусство применять на практике выводы научных исследований.
– Но я вовсе не собираюсь заниматься лечением больных, – парировал Хоакин.
– А почему? Ведь это такое благородное и полезное занятие…
– Ты прав, конечно, но занятие это не для меня. Пусть оно будет самим благородством и самой пользой, но я презираю и это благородство, и эту пользу. Быть может, для иных щупать пульс, смотреть язык и выписывать рецепты – недурной способ зарабатывать деньги. Я же мечу на большее…
– На большее?
– Да, я надеюсь проторить новые пути. Хочу посвятить себя научным занятиям. Подлинная слава в медицине принадлежит тем, кто открывает секрет какой-нибудь болезни, а не тем, кто с большим или меньшим успехом применяет на практике это открытие…
– Мне нравится твоя одержимость.
– А ты думал, только вы, художники, живописцы, грезите о славе?
– Чудак, кто тебе сказал, что я мечтаю о славе?…
– Как кто сказал? А для чего же ты в таком случае занялся живописью?
– Видишь ли, овладей я достаточно этой профессией, она даст мне…
– Что она тебе даст?
– Приличный достаток.
– Другим рассказывай сказки, Авель. Тебя-то я знаю еще с пеленок. Меня не проведешь! Я тебя знаю.
– А разве я когда-нибудь пытался тебя обмануть?
– Нет, но можно обманывать и бессознательно. Ты ведь только делаешь вид, будто тебя ничто не касается, будто жизнь для тебя – игрушка, будто ты поплевываешь на все. На самом же деле ты чудовищно честолюбив…
– Я честолюбив?
– Да, да, честолюбив! Ты обожаешь славу, успех, похвалы… Ты сызмальства был честолюбив. Но только ты скрытничал и лицемерил.
– Послушай, Хоакин, и скажи по совести: разве я оспаривал у тебя награды? Разве ты не был всегда первым в классе? Мальчиком, подающим надежды?
– Это правда, но всеобщим любимцем, которого все готовы были на руках носить, был ты, а не я…
– А разве в этом моя вина?…
– Неужели ты хочешь заставить меня поверить, будто ты не искал популярности?…
– Уж если на то пошло, то это ты ее домогался…
– Я? Я? Я презираю людей, а потому презираю и успех!
– Ну будет, будет тебе! Давай оставим этот глупый разговор. Лучше расскажи мне о своей невесте.
– Невесте?
– Ну да, о твоей кузине, которую ты хотел бы видеть своей невестой.
Хоакин, желая овладеть сердцем Елены, вкладывал в свои домогательства весь пыл своей целеустремленной и подозрительной души. И вполне понятно, что неизбежными в таких случаях душевными излияниями он делился со своим другом Авелем.
Любовь была мучительной. Елена заставляла его так страдать!
– С каждым днем я все меньше понимаю ее, – жаловался он Авелю. – Эта девушка для меня – сфинкс…
– А знаешь, что говорил в подобных случаях Оскар Уайльд? Да, кажется, он. Всякая женщина – это сфинкс без загадки.
Своего рода продолжение романа «Любовь и педагогика».Унамуно охарактеризовал «Туман» как нивола (от исп. novela), чтобы отделить её от понятия реалистического романа XIX века. В прологе книги фигурирует также определение «руман», которое автор вводит с целью подчеркнуть условность жанра романа и стремление автора создать свои собственные правила.Главный персонаж книги – Аугусто Перес, жизнь которого описывается метафорически как туман. Главные вопросы, поднимаемые в книге – темы бессмертия и творчества.
Чтобы правильно понять замысел Унамуно, нужно помнить, что роман «Мир среди войны» создавался в годы необычайной популярности в Испании творчества Льва Толстого. И Толстой, и Унамуно, стремясь отразить всю полноту жизни в описываемых ими мирах, прибегают к умножению центров действия: в обоих романах показана жизнь нескольких семейств, связанных между собой узами родства и дружбы. В «Мире среди войны» жизнь течет на фоне событий, известных читателям из истории, но сама война показана в иной перспективе: с точки зрения людей, находящихся внутри нее, людей, чье восприятие обыкновенно не берется в расчет историками и самое парадоксальное в этой перспективе то, что герои, живущие внутри войны, ее не замечают…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Давно известно, что наши соседи-французы безнадежны, когда они принимаются судить о нас, испанцах. И зачем только они пускаются в разговоры об Испании! Они же ничего в этом не смыслят.К бесчисленным доказательствам подобного утверждения пусть читатель добавит следующий рассказ одного француза, который тот приводит как особенно характерный для Испании.
В этой книге представлены произведения крупнейших писателей Испании конца XIX — первой половины XX века: Унамуно, Валье-Инклана, Барохи. Литературная критика — испанская и зарубежная — причисляет этих писателей к одному поколению: вместе с Асорином, Бенавенте, Маэсту и некоторыми другими они получили название "поколения 98-го года".В настоящем томе воспроизводятся работы известного испанского художника Игнасио Сулоаги (1870–1945). Наблюдательный художник и реалист, И. Сулоага создал целую галерею испанских типов своей эпохи — эпохи, к которой относится действие публикуемых здесь романов.Перевод с испанского А. Грибанова, Н. Томашевского, Н. Бутыриной, B. Виноградова.Вступительная статья Г. Степанова.Примечания С. Ереминой, Т. Коробкиной.
«– Настоящий кабальеро не должен, не может снести такое оскорбление!Услышав, что речь идет о настоящем кабальеро, Анастасио наклонил голову, понюхал розу у себя в петлице и сказал с улыбкой:– Я раздавлю эту гадину…».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В очередной том собрания сочинений Джека Лондона вошли повести и рассказы. «Белый Клык» — одно из лучших в мировой литературе произведений о братьях наших меньших. Повесть «Путешествие на „Ослепительном“» имеет автобиографическую основу и дает представление об истоках формирования американского национального характера, так же как и цикл рассказов «Любовь к жизни».
Прошла почти четверть века с тех пор, как Абенхакан Эль Бохари, царь нилотов, погиб в центральной комнате своего необъяснимого дома-лабиринта. Несмотря на то, что обстоятельства его смерти были известны, логику событий полиция в свое время постичь не смогла…
Цирил Космач (1910–1980) — один из выдающихся прозаиков современной Югославии. Творчество писателя связано с судьбой его родины, Словении.Новеллы Ц. Космача написаны то с горечью, то с юмором, но всегда с любовью и с верой в творческое начало народа — неиссякаемый источник добра и красоты.
Польская писательница. Дочь богатого помещика. Воспитывалась в Варшавском пансионе (1852–1857). Печаталась с 1866 г. Ранние романы и повести Ожешко («Пан Граба», 1869; «Марта», 1873, и др.) посвящены борьбе женщин за человеческое достоинство.В двухтомник вошли романы «Над Неманом», «Миер Эзофович» (первый том); повести «Ведьма», «Хам», «Bene nati», рассказы «В голодный год», «Четырнадцатая часть», «Дай цветочек!», «Эхо», «Прерванная идиллия» (второй том).
Рассказы Нарайана поражают широтой охвата, легкостью, с которой писатель переходит от одной интонации к другой. Самые различные чувства — смех и мягкая ирония, сдержанный гнев и грусть о незадавшихся судьбах своих героев — звучат в авторском голосе, придавая ему глубоко индивидуальный характер.