Авдеенко Избранные произведения в 2-х томах. Т.2 Повести; рассказы - [169]

Туман стоял плотной стеной. Но теперь он был светлее, чем тогда, когда Слива, Чугунков и остальные ребята первый раз ползли к складу. Перемотав портянку, Слива пошел вперед, но кустарник заслонил ему дорогу, и пришлось взять вправо, но там была яма. Слива обнаружил ее поздно, когда свалился. Треск раздался сильный, словно кто разломил доску. И немцы моментально пульнули ракету. Но самой ракеты Слива не увидел. Только туман заиграл блестками. И было очень красиво и чуточку страшно. Однако Сливе везло: во-первых, немцы его не обнаружили; во-вторых, он упал удачно, ничего не зашиб и не повредил; в-третьих, санки с бомбой не нырнули за ним в яму, а остались наверху, видимо поддерживаемые кустарником.

Повернувшись на бок, Слива понял, что выбраться из ямы, не производя шума, будет совсем не просто. И он сжался, как гармошка, потом стал выпрямляться. Но в небе опять оказалась ракета, на этот раз зеленая. И туман позеленел, словно море. Его видишь таким, если ты ушел под волны, открыл глаза, а денек солнечный!..

Слива, конечно, замер. Ракета загасла быстро. И он наконец выкарабкался. Нащупал в темноте лямку. Затем, не раздумывая, двинулся в обход. И вскоре ему попалось нечто похожее на тропинку. Он пошел по ней пригнувшись, потому что санки шаркали полозьями о камни и о сухие ветки гораздо громче, чем тогда, когда они с группой майора Журавлева ползли первый раз.

«Кажется, иду не той дорогой», — подумал он. И вдруг впереди себя, не далее чем метров сорок — пятьдесят, услышал немецкую речь. Он не знал немецкого языка и тем не менее ни секунды не сомневался, что там, за кустами, куда вела тропа, говорят не по-грузински, не по-армянски, хотя и этих языков он не знал.

Как он поступил? Вначале присел на корточки, потом лег на живот, расстегнул кобуру и вынул пистолет. О чем он думал? «Уж не разведка ли противника подбирается к нашим позициям? Вступать в бой или переждать?»

Понятно, что минуты, которые он провел в неподвижности, показались ему совсем не минутами, а может, даже часами. Понятно, что он помнил об опасном грузе, который лежал у него в санках. Понятно, что неосторожным движением боялся испортить дело.

Тишина. Долгая, долгая тишина…

Потом опять разговор впереди, разговор слева… И все по-немецки. Да нет. Это уже не разведка. И станет ли разведка спокойно переговариваться на подступах к окопам противника. Вдруг за спиной, на наших позициях, молчавшее было радио заиграло «Рио-Риту». И тогда Слива догадался, что полз в противоположную сторону.

Слива прижался к земле, свято помня, что только в ней его спасение. Развернулся и стал поворачивать санки, но они накренились и наделали столько шума, что с немецкой стороны крикнули: «Halt!»

А потом стали стрелять.

И тогда Слива побежал. Согнувшись. А лямка тянула его назад. И он несколько раз падал на спину, когда санки цеплялись за кусты или большие «камни. Трескотня выстрелов усиливалась. Слива не сразу сообразил, что стреляют не только немцы, но и наши. И когда он увидел трассирующие линии, как бусы, перекинутые в ночи, он вспомнил, что не одинок. Что за него уже воюют. И сил прибавилось, и посветлело на сердце…

Музыка словно приветствовала возвращение Чугункова. Было чертовски приятно опуститься вот так на дно окопа, чувствовать за спиной надежную, прохладную землю и слушать музыку, под которую танцевал совсем недавно, каких-нибудь полтора года назад. Чугунков видел, как четверо солдат подхватили его санки и бомбу и потащили туда, в тылы, по извилистому ходу.

Подошел согнувшийся человек. Чугунков узнал майора. Но подниматься так не хотелось, будто проклятые санки вытянули из него все силы. Однако Чугунков сделал вид, что хочет под пяться, но Журавлев жестом предупредил его — не надо. Спросил:

— Последний?

— Нет. Еще один.

В это время и раздались выстрелы.

— Слива! Они стреляют в Сливу! — Чугунков и майор прильнули к брустверу.

Отсветы над землей метались широкими желтыми полосами, потому что немцы стреляли трассирующими пулями. Сомнений не было: Слива обнаружен.

В ту же минуту майор Журавлев отдал приказ подразделениям полка открыть ответный огонь.

Галя присела на нары. Землянка дрожала. И пыль клубилась над бревнами, словно над грязным ковром, когда его выбивают палкой. Тамара, сменившая ее у рации, совсем по-девчоночьи посмотрела на подругу и жалобно сказала:

— Близко.

— Я пойду, — сказала Галя, но не двинулась с нар, а только закусила губу.

— Не имеешь права, — возразила Тамара.

— Я хочу быть с ним… Хочу посмотреть, какой он там, под пулями. Может, он струсит. И я разлюблю его…

— Он не струсит, — ответила Тамара. И тут же в микрофон: — «Индус»! Я — «Чайка». Слышу вас хорошо.

Схватила карандаш. Ученическую тетрадку. И стала быстро записывать.

Галя вышла из землянки.

Им только казалось, что снаряды рвались рядом. Артналет бушевал там, внизу, над позициями полка. А здесь было свежо, немножко серо, и воздух самую малость отдавал порохом. Никаких тропинок возле землянки не пролегало. И Галя пошла напрямик, внимательно поглядывая себе под ноги, иногда хватаясь за ствол дерева или ветку кустарника.