Авантюристка - [17]

Спасибо, я взглянула на стену повыше её головы и взяла бумажку.

Всегда пожалуйста. Увидимся позже, детка. Она помахала мне из офиса своими полными, испачканными в чернилах пальцами.

Я пригласила Калеба к себе на ужин. Та же самая собака, те же самые уловки. Наше свидание в кофе внезапно закончилось, когда прыщавый парень из-за прилавка перевернул табличку на двери на «Закрыто» и погасил свет. Мы с сожалением вылезли из-за стола и вышли наружу.

Могу я увидеться с тобой снова? Он стоял прямо возле уличного фонаря, который создавал свечение вокруг его плеч.

Что ты сделаешь, если я скажу «нет»?

Не говори «нет».

Это был один из тех моментов, когда я заигрывала со своей совестью и делала вид, будто собираюсь делать правильные вещи.

Приходи ко мне на ужин, ляпнула я. Я, конечно, не очень хороша в готовке, но, эй...

Сначала он выглядел удивленным, но затем улыбнулся.

С удовольствием.

И вот так это случилось.

Плохо. Плохо. Плохо.

Прежде чем уйти с работы, я звоню по номеру, который был указан в нижней части постера с информацией о розыске Добсона Орчарда. Детектив записал мою фамилию, номер телефона и поблагодарил за информацию. Он обещал позвонить, если что-нибудь изменится. Затем я звоню в свою любимый тайский ресторанчик и заказываю огромный поднос красных овощей карри на вывоз.

Пиклз поджидает меня за дверью, когда я добираюсь до дома. Бросив пакеты на стол, я залезаю в холодильник и достаю «Кока-колу».

Ты такой жалкий, Пиклз, говорю я, присоединяя поводок к его ошейнику. Ты же знаешь, у меня сегодня нет на это времени.

Наша «быстрая» прогулка занимает около двадцати минут, а все благодаря тому, что Пиклз меня не слушается и отказывается писать по команде. К тому моменту, как мы возвращаемся домой, у меня остается около получаса до прихода Калеба. Я перекладываю заказанные овощи карри из упаковки в кастрюлю, которую запихиваю в духовку, чтобы овощи дольше оставались теплыми. Начищаю два бокала под вино, а затем беру все ингредиенты, чтобы сделать салат, и раскладываю их в алфавитном порядке на рабочей поверхности.

Калеб приходит на пять минут раньше.

Это тебе, говорит он, протягивая мне бутылку вина и горшочек с небольшой гарденией. На ней распустился один белый цветок, и я останавливаюсь, чтобы понюхать его.

Это мои любимые цветы, говорю я, слегка удивленно.

Правда? Думаю, мне повезло.

Я хриплю. Если бы он только знал.

Я отвлекаюсь, пытаясь успокоить Пиклз, пока он истерично бросается на ногу Калеба. Когда Калеб наклоняется, чтобы погладить его по голове, мопс визжит и убегает прочь.

Это что-то вроде «он может трогать тебя, но ты не можешь трогать его» поясняю я.

Он дразнится точно также, как и его хозяйка.

Ты не достаточно хорошо знаешь его хозяйку, чтобы делать такие выводы, улыбнулась я.

Полагаю, ты права.

Он начинает осматривать мою гостиную, и я начинаю чувствовать себя неловко. У меня небольшой домик, перенасыщенный фиолетовым цветом. Конечно, он бывал здесь прежде, но не помнит этого. Я собираюсь объяснить ему, почему у меня нет более изысканных вещей, когда его глаза загораются.

Раньше у тебя были длинные волосы, говорит он, неторопливо рассматривая подборку фотографий на стене. Я поднимаю руку и перебираю пряди, оставшиеся от моих когда-то длинных локонов.

Да, в университете. Я нуждалась в переменах, и поэтому отстригла около двенадцати дюймов. Я прочистила горло и ушла на кухню.

Я немного поздно начала готовить ужин, сказала, беря нож и делая паузу, чтобы понаблюдать за ним. Он переходит от одной безделушки к другой, внимательно осматривая все. Я наблюдаю за тем, как он берет керамическую сову с моей книжной полки. Он переворачивает её и проверяет основание, а затем аккуратно ставит её на место. Именно он купил мне эту сову.

Я бы устроила тебе экскурсию по дому, говорю я ему, но ты можешь увидеть его весь с того места, где стоишь.

Он милый, улыбается Калеб. Девчачий. Определенно подходящий тебе.

Я приподнимаю брови. Честно, не знаю, что значат его слова. Он не знает меня...он знал, но сейчас не знает. Я запуталась, и теперь злобно нарезаю лук.

Четыре года назад Калеб помогал мне заселяться. Мы вместе красили мою гостиную в желто-коричневый и спальню в фиолетовый. Зная о моем стремлении к совершенству, он вытер свой валик над моей кроватью, чтобы досадить мне. Оставил на потолке фиолетовое пятно, я была в ярости.

Теперь ты будешь думать обо мне каждую ночь, прежде чем закроешь свои глаза, сказал он, смеясь над моим уязвленным лицом. Я ненавидела несовершенства, ненавидела недостатки. Пятно на ковре, чаинки в чашке чая, все, что делало вещи не такими, какими они должны быть. Никогда не ела чаинки. После нашего расставания я была благодарна этому пятну краски. Оно было последним, что я видела, прежде чем ложилась спать и первым, что я видела, когда просыпалась. Я смотрела на этот фиолетовый шрам, словно лицо Калеба было спрятано где-то глубоко внутри него. Калеб был моим несовершенством, с этим слегка американизированным британским акцентом и тем фактом, что он с легкостью мог заниматься любым видом спорта и при этом цитировать любого философа. Он был этаким миксом классика и спортсмена, романтика и придурка, и это сводило меня с ума.