Аустерия - [50]
— Идемте, погрузимся в воду, — хлопнул в ладоши юнец с едва пробившимся пушком на лице.
— Блаженство! Блаженство быть евреем! — Самый красивый погладил золотистую бороду и широко улыбнулся.
— Идемте к ручью! — кричал юнец с едва пробившимся пушком на лице.
— Где этот ручей? Кто знает? — спрашивал коротконогий.
— Теперь вода самая лучшая. За минуту до восхода солнца, — прищелкнул языком юнец с едва пробившимся пушком на лице.
— Им хорошо, — сказал Соловейчик.
— Гершон, иди покажи им, где ручей. — Старый Таг вышел за плетень.
Хасиды уже шли по лужку, и Гершон побежал вдогонку. Шли гуськом, только рыжий поддерживал цадика, положив его руку себе на плечо.
Старый Таг провожал их взглядом.
Ветер оттолкнулся от ольшаника и взметнул полы лапсердаков, открывая белые чулки, до половины намокшие от росы. Было уже совсем светло.
Что они делают, эти хасиды? Танцуют на зеленой траве? Каждый держит руку на плече соседа. Так, как цадик на плече рыжего. Святое стадо! Дать им, как детям, по красному яблоку с горящей свечой внутри и воткнутым сверху бумажным флажком. Им хорошо. Пусть водят хороводы вокруг стола. Пускай пьют водку, пускай синагога трясется от радости, как корабль на черной воде, раз в год можно напиться допьяна и кричать: «Народ Израиля жив! Святое стадо живо! Народ народов вечен!»
Из коровника улетели ласточки. И не возвращались, напуганные красной тьмой.
Явдоха выгнала коров. Пестрая задрала хвост и раскорячила ноги. Белая чешется о кол в ограде.
— Отнесла молоко на кухню? — спросил старый Таг.
— Занэсла, — буркнула в ответ Явдоха.
— Невестка спит наверху.
— А менэ цэ що?
— Злишься?
— Або що?
— Может, сегодня лучше не выгонять?
— Э-э-э там!
— Надолго не уходи!
— Чому?
— Я, может, в город пойду.
— По що?
— Позаботься тут о невестке и внучке.
— Колы вернэтесь? Вечэром?
— Не знаю.
— Ну…
— Постараюсь побыстрее.
— Ну…
— Я тебя подожду. Оставь коров на лугу или сразу гони обратно.
— А цэ чому?
— Хочу дать тебе ключи.
— А мэни на чёрта ваши ключи! И хотела уже уйти.
— Погоди! — Старый Таг схватил ее за руку. Явдоха рванулась:
— Пусты, старый чёрт!
— Явдоха, послушай, что я тебе скажу…
— Пусты, люды бачуть!
С шляха к аустерии свернул ксендз-законоучитель.
— Добрый день!
— Добрый день! — ответил старый Таг.
— Куды пишла! Куды пишла! — кричала Явдоха на коров.
— Я иду из города. — Ксендз вытирал платком лоб и шею. — Из города иду, — повторил.
— Из города?
— Из ада, если хочешь знать.
— Горит еще?
— Да. Кое-где.
— Но вроде чуть поменьше.
— Может, чуть поменьше.
Оба перевели взгляд на серебряную полоску восхода. Тучи дыма опали.
Красное зарево поблекло, стало розовым.
— Уже день. Может, обойдется. Огонь гаснет… — сказал старый Таг.
— Господь милостив.
Явдоха все кричала на коров, которые залезли в грязь у ручья.
— Слава Богу, что уже день. Что у нас сегодня? Пятница?
— Пятница… Бума повесили, — сказал ксендз. Старый Таг остановился, бессильно уронил руки.
— Мы наткнулись на казаков. Я вез на бричке Асю. Бум шел рядом. Они сказали, что его-то и ищут. Решили, Ася — его сестра. Меня отпустили.
— Я знал, я с самого начала знал…
— Я их заклинал, просил, угрожал.
— Почему Бум… Он ведь не убивал… Это не он убил!
— Мы с баронессой поехали к коменданту. Без толку.
— Но ведь не он убил!
— Я делал, что мог.
— Благословен Судья истинный…
— Ног не чую, присядем где-нибудь.
Калитка была открыта. Они вошли в дом. В зале еще не растаяла темнота. Старый Таг раздвинул занавески. Висячую лампу кто-то уже погасил. Наверно, Явдоха. Она же, верно, и черный платок сняла.
Таг приоткрыл дверь в спальную комнату:
— Нет больше Бума.
Ксендз сел за длинный стол:
— Я хотел ему помочь. Хороший был мальчик. Зачем я ее взял? Чем человек старше, тем глупее. — Он тяжело вздохнул.
— Выпьете молока?
— Спасибо. С вами всегда так. Всякий раз: хочешь сделать хорошее, выходит наоборот. Проклятие какое-то. Я подумал: бедный мальчик, отвезу его покойницу на погост, помогу похоронить, прочитаю за упокой ее души «Отче наш», ничего, что на еврейском кладбище. — Ксендз потер лоб. — Я только сейчас начинаю понимать слова: «Иди за Мною, и предоставь мертвым погребать своих мертвецов».
Старый Таг вышел в кухню и принес стакан молока. Поставил на стол перед ксендзом:
— Пейте, отец. Теплое еще, только подоили.
Ксендз помотал головой.
— Тут у меня невестка и внучка…
— Я потому и пришел. Хочу забрать вас к себе. Переждете у меня пару дней.
— Я должен пойти к коменданту.
— Зачем? Опомнись, это уже ничему не поможет.
— Я должен сказать, что повесили невиновного.
Ксендз поднял на него глаза.
— Бум все время был у меня в аустерии. Сидел с покойницей. Я должен это сказать. Я должен пойти к коменданту.
— Тебя не впустят. Охрана не впустит.
— Как это не впустят? Бум не виноват, и пусть невинная кровь камнем падет на их души.
— Это уже ничему не поможет. Зачем без нужды лезть на рожон? Не такой уж ты молодой. Почему стоишь? — разозлился ксендз-законоучитель.
Старый Таг не сдвинулся с места. Стоял, повернувшись лицом к спальной комнате.
— Это конец света не только для меня, — сказал старый Таг словно бы самому себе.
— Упрямец. Тебя одного уж наверняка не впустят.
Старый Таг подошел к столу.
Действие романа Пришелец из Нарбонны происходит в Испании в конце XV века, во времена преследования испанской инквизицией крещеных евреев.«Эпоха осады Гранады, когда Испания впервые осознает свою мощь, а еврейская община оказывается у края пропасти. Когда привычный мир начинает рушиться, когда доносительство становится обыденным делом, когда в сердца детей закрадываются сомнения в своих отцах и матерях (и далеко не всегда беспричинно), когда для того, чтобы утешить ведомого на костер криком „Мир тебе, еврей“ требуется величайшее мужество.».
Контрастный душ из слез от смеха и сострадания. В этой книге рассуждения о мироустройстве, людях и Золотом теленке. Зарабатывание денег экзотическим способом, приспосабливаясь к современным реалиям. Вряд ли за эти приключения можно определить в тюрьму. Да и в Сибирь, наверное, не сослать. Автор же и так в Иркутске — столице Восточной Сибири. Изучай историю эпохи по судьбам людей.
Эзра Фолкнер верит, что каждого ожидает своя трагедия. И жизнь, какой бы заурядной она ни была, с того момента станет уникальной. Его собственная трагедия грянула, когда парню исполнилось семнадцать. Он был популярен в школе, успешен во всем и прекрасно играл в теннис. Но, возвращаясь с вечеринки, Эзра попал в автомобильную аварию. И все изменилось: его бросила любимая девушка, исчезли друзья, закончилась спортивная карьера. Похоже, что теория не работает – будущее не сулит ничего экстраординарного. А может, нечто необычное уже случилось, когда в класс вошла новенькая? С первого взгляда на нее стало ясно, что эта девушка заставит Эзру посмотреть на жизнь иначе.
Книга известного политика и дипломата Ю.А. Квицинского продолжает тему предательства, начатую в предыдущих произведениях: "Время и случай", "Иуды". Книга написана в жанре политического романа, герой которого - известный политический деятель, находясь в высших эшелонах власти, участвует в развале Советского Союза, предав свою страну, свой народ.
Книга построена на воспоминаниях свидетелей и непосредственных участников борьбы белорусского народа за освобождение от немецко-фашистских захватчиков. Передает не только фактуру всего, что происходило шестьдесят лет назад на нашей земле, но и настроения, чувства и мысли свидетелей и непосредственных участников борьбы с немецко-фашистскими захватчиками, борьбы за освобождение родной земли от иностранного порабощения, за будущее детей, внуков и следующих за ними поколений нашего народа.
Вы верите в судьбу? Говорят, что судьба — это череда случайностей. Его зовут Женя. Он мечтает стать писателем, но понятия не имеет, о чем может быть его роман. Ее зовут Майя, и она все еще не понимает, чего хочет от жизни, но именно ей суждено стать героиней Жениной книги. Кто она такая? Это главная загадка, которую придется разгадать юному писателю. Невозможная девушка? Вольная птица? Простая сумасшедшая?
Действие романа «Дети Розы» известной английской писательницы, поэтессы, переводчицы русской поэзии Элейн Файнстайн происходит в 1970 году. Но героям романа, Алексу Мендесу и его бывшей жене Ляльке, бежавшим из Польши, не дает покоя память о Холокосте. Алекс хочет понять природу зла и читает Маймонида. Лялька запрещает себе вспоминать о Холокосте. Меж тем в жизнь Алекса вторгаются английские аристократы: Ли Уолш и ее любовник Джо Лейси. Для них, детей молодежной революции 1968, Холокост ничего не значит, их волнует лишь положение стран третьего мира и борьба с буржуазией.
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Роман «Эсав» ведущего израильского прозаика Меира Шалева — это семейная сага, охватывающая период от конца Первой мировой войны и почти до наших времен. В центре событий — драматическая судьба двух братьев-близнецов, чья история во многом напоминает библейскую историю Якова и Эсава (в русском переводе Библии — Иакова и Исава). Роман увлекает поразительным сплавом серьезности и насмешливой игры, фантастики и реальности. Широкое эпическое дыхание и магическая атмосфера роднят его с книгами Маркеса, а ироничный интеллектуализм и изощренная сюжетная игра вызывают в памяти набоковский «Дар».
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.