Аун Сан - [44]

Тем временем война добралась и до Рангуна.

Это было для всех полнейшей неожиданностью, и о такой возможности старались даже не думать. Утром 23 декабря семьдесят японских бомбардировщиков и тридцать истребителей совершили налет на бирманскую столицу. Их встретили несколько старых истребителей — все, чем располагал Рангун. Зенитной артиллерии в городе не было.

Не подозревали об опасности и жители города. Они высыпали на улицы, наблюдая за воздушным боем. И когда бой кончился полным уничтожением английских истребителей, бомбардировщики начали спокойно, без помех осыпать бомбами рангунские улицы. Было убито и ранено несколько тысяч человек.

Об обороне некому было заботиться еще и потому, что с первыми признаками опасности чиновники, отвечавшие за ПВО города, сбежали на запад. Единственные, кто пришел на помощь раненым, были бирманские добровольцы, наспех созванные доктором Ба У, будущим президентом независимой Бирмы. Весь день добровольцы не покидали улиц, собирая трупы, отвозя раненых в переполненные госпитали. Вечером в квартире Ба У зазвонил телефон:

— Говорит адъютант губернатора. Его превосходительство просит передать вам, что ваши люди плохо работают. Они только болтают и едят.

Даже сдержанный Ба У взорвался:

— Как вы смеете так говорить? Это же добровольцы, которые совсем не обязаны отчитываться за халатность властей. Весь день они не покидают улиц, и никто им не помогает.

Ба У повесил трубку.

На следующий день начался массовый исход индийцев из Рангуна. Они в то время составляли половину населения столицы — более двухсот тысяч человек. Индийцы в панике бежали из города и любыми способами старались пробиться на запад, к дому, к безопасности. Теперь они уже не верили успокаивающим речам английских чиновников. Бесконечный поток стремился к перевалам Араканских гор, к Бенгальскому заливу. На пути не было ни пунктов питания, ни госпиталей. Люди умирали тысячами, но шли. А Рангун опустел.

27 декабря был назначен новый командующий фронтом, генерал Хаттон. Генерал представил отчет о положении дел: «Штабной состав полностью непригоден и недостаточен…разведка является таковой только по названию. Мы часто находимся в неизвестности относительно того, что творится на таиландской границе. То же относится и к внутренней разведке».

Генерал имел в виду настроения и действия бирманцев внутри страны. Бирманцы не встали на защиту англичан. И это понятно. В конце концов англичане были угнетателями, и им нечего было делать в Бирме. В массе бирманское население и в первую очередь бирманское крестьянство были пассивными свидетелями событий. Молодежь горячо встречала свою армию, армию Аун Сана, присоединялась к ней. Многие считали, что хуже, чем при англичанах, не будет, так что японцев встречали скорее доброжелательно. Было несколько случаев, когда навстречу им выходили старейшины деревень с подарками. Но японцы подарки отбирали, и старейшин избивали; чувствовали свою силу и не собирались церемониться.

Аун Сан старался обгонять японцев, первым входить в города и деревни, чтобы организовывать там местные комитеты самоуправления, устанавливать бирманскую власть на местах. Японцам это не нравилось, но они были вынуждены терпеть подобное самоуправство бирманских союзников.

«Судьба Рангуна решится в течение ближайших десяти дней, если не будут присланы подкрепления», — летели телеграммы в Лондон. Подкрепления поступали, но их было недостаточно и они запаздывали. Бирманцев в английской армии фактически не было. Они были слишком ненадежны.

Разгромив две бригады, прикрывавшие Моулмейн, японцы заняли его и развернулись фронтом к Рангуну.

В наступлении на Рангун принимали участие две японские дивизии неполного состава и отряды Аун Сана, вооруженные в основном трофейным оружием, а то порой копьями и мечами. Военное превосходство японцев над англичанами было не так велико, как могло бы показаться из панических телеграмм, но дело было не только в военном превосходстве.

«Люди, воспитанные на стихотворении Киплинга «По дороге в Мандалай», — напишет через несколько лет после этих событий английский историк Харви, — были поражены в 1942 году, когда они услышали о том, что наши войска в Бирме, отступая перед японскими в иссушающей жаре, под солнцем, не получали должного гостеприимства, и, больше того, случалось, что на них нападали с тыла, когда они проходили через деревни. Что могло случиться, что вызвало изменения в таких порядочных людях, как бирманцы?»

Харви — историк колониальный. Порядочность он понимает точно так, как ее понимали английские чиновники. Порядочность — это когда. туземец кланяется тебе и говорит: «Слушаюсь, сахиб (или такин)». Так учил Киплинг, и они верили Киплингу.

Протрезвление запоздало. И оно было горьким. Теперь английские историки винят Черчилля в том, что он отказался пообещать Бирме статус доминиона, считая, что это удовлетворило бы бирманцев и те встали бы на защиту англичан. Здесь историки пугают бирманских политиков типа У Со и бирманский народ. Разговоры о статусе доминиона или изменении колониальной конституции не меняли существа дела. Народные массы, возглавляемые новыми силами, требовали независимости, и только ее. Стремление к независимости привело такинов к сотрудничеству с японцами, но оно же вскоре поднимет их против японских оккупантов. Такины были частью народа, выражали мысли многих бирманцев. А для англичан они были «экстремистской группой», смутьянами.