Аттракцион невиданной щедрости - [4]

– Детский психолог, которого мотает по миру? – не отставала я. – С какой целью тебя занесло в Австралию, да еще в такие дикие места?

– Были проездом, – ответил Глеб. – Мы с ребятами проводили там отпуск. Просто колесили по стране.

– И давно?

– Пять лет назад.

– А Женя у нас тоже успела попутешествовать, – сообщила тетя Мила, молча протягивая пустой бокал Константину. Тот тут же его наполнил. – Но у нее работа такая.

– Какая это «такая»? – повернулся ко мне Костя.

– Следовать за тем, кто платит, – спокойно ответила я.

– И кто же ты по профессии?

Нет, кажется, тетя не сообщила ему о том, в какой сфере я тружусь.

– Охранником, – серьезным тоном произнесла я.

– Она телохранитель, – поправила тетя Мила. – И неплохой. Желающих видеть ее рядом довольно много.

– Сейчас я в отпуске, – вставила я. – Осталась дома, потому что здесь хорошая связь.

– Ничего себе, – проронил Глеб. – Человечество перевернулось с ног на голову: мужики нянчатся с детьми, а женщины взялись за оружие. Мир, вероятно, где-то сломался, починить бы.

– Ой, да перестаньте, – попробовала я прервать бессмысленную, на свой взгляд, беседу. – Работа как работа. Ничего страшного, ничего… такого.

Константин поднялся из-за стола и салютовал мне бокалом.

– За тех, кто в море! – провозгласил он.

– Это ты к чему, бать? – спокойно осведомился у отца Глеб.

Тетя Мила с тревогой посмотрела на Константина. И я в этот момент поняла, чего она сейчас боится. Тетушка была не слишком опытна в общении с нетрезвыми людьми. За этот вечер Костя выпил все-таки немало и теперь, достигнув нужной кондиции, мог постепенно превращаться в несущего чушь умника. Впрочем, стоял на ногах Константин твердо, лицом в тетушкино угощение не падал, говорил внятно, мысли выражал ясно. И взгляд его был совершенно трезвым.

Но все смутились, конечно. Ясность внес Глеб.

– Ты бы объяснил, что во флоте служил, – посоветовал он отцу, – и твой тост про море скрывает множество смыслов. Женя, я переведу: «За вас, девушка! Респект и уважуха!» Так?

– Я думал, меня поняли, – смутился Константин Глебович.

– Фу ты, слава богу, – огорчилась тетя Мила. – Я уж подумала, что один из нас уже не понимает, где находится. Да ну вас.

Глеб весело посмотрел на меня. Константин Глебович приобнял тетю за плечи.

– Вином меня с берега не смыть, – заметил он. – Я пить умею, хоть и делаю это редко. С сына пример беру. Он уехал от меня, и теперь все, степенным стал человеком. Приезжает, а как будто и нет его.

– Да перестань, пап. Я тут.

– Сейчас ты тут, а завтра уже и нет тебя, – возразил Константин Глебович.

За столом повисло тягостное молчание. Глеб опустил взгляд в тарелку.

– Как там Москва? – поинтересовалась тетя Мила. – Давно я туда не выбиралась.

Глеб встряхнулся. Я с благодарностью посмотрела на тетушку. Вовремя сменить тему разговора не каждый умеет, а она просекла момент.

– Москва гудит, шумит и строится, – ответил Глеб. – Работаю много, если вы об этом спрашивали. Порой голова болит по нескольку дней, вот такая вот напряженка.

– А где именно трудитесь?

– Детским психологом. Консультирую.

Он достал из кармана пачку сигарет.

– Женя, – вдруг обратился он ко мне, – не хотите прогуляться? Скучно одному.

И я вдруг согласилась. Не знаю почему. Я не курю, предпочитаю находиться подальше от всей этой дымовухи. Но сейчас согласилась.

* * *

Застолье продолжалось долго, за приятной беседой я абсолютно потеряла счет времени. На улице окончательно стемнело, и я удивленно посмотрела на часы.

– Ничего себе! – вырвалось у меня. – Почти одиннадцать часов. Это сколько же мы уже сидим?

– Недолго, – подсчитал в уме Глеб. – Мы пришли примерно в шесть вечера. Пока то, пока се.

Мы спустились к окну на лестничной площадке. Оно было открыто, и, несмотря на то что здесь уже несколько раз курили, воздух в подъезде все же был довольно свежим. Глеб присел на подоконник.

– Значит, телохранитель, – задумчиво произнес Глеб. – И как же тебя туда занесло?

– А тебя как занесло в детские психологи? – вопросом на вопрос ответила я.

Глеб почесал мочку уха.

– Случайно, знаешь, – ответил он. – Хотел сначала пойти на историка, а потом вдруг понял, что это не мое. Захотелось чего-то более современного. Теплого и человеческого. Вот психология подошла по всем параметрам.

– И как оно?

– Отец мной гордится, – признался Глеб, – но я ведь в профессии не остался. Консультирую иногда, но это для души. Так-то я в редакции одной славной московской газетки сижу. Правлю тексты, которые наспех сочиняют амбициозные сотрудники. Порой случаются настоящие авралы. Это когда материал нужно выпустить в самое ближайшее время, а должным образом подготовить его некому. Тогда я начинаю выискивать «горячие» материалы и отправляю их в редакторский отдел. Сортировка, иным словом. Выживаю, как могу.

– Кого же ты консультируешь как психолог в свободное от работы время?

Я перегнулась через подоконник, выглянула на улицу.

– У детей весьма занятная жизнь, в которой полно своих тайн, демонов и сомнений, – сказал Глеб. – Это борьба, из которой не каждый выходит победителем. У меня есть знакомые, которые не могут найти общий язык с собственным ребенком. Я им в этом помогаю. Результат, правда, от многих факторов зависит, не только от моих усилий. Приведу в пример традиционный случай: девочка двенадцати лет, несколько попыток суицида. Долго я с ней работал… Не шла на контакт, разговаривать со мной не хотела. А потом оттаяла. Оказалось, что ее прессовали везде, где только можно. В школе, дома. Представь, что у тебя нет места, где ты могла бы остаться одна, – везде кто-то тобой недоволен, учит жизни, тычет носом в ошибки. Сплошные «нельзя», «плохо» и «не можешь». Это же ад. А родители не понимали, что с ней. Вроде бы у дочки есть все, почему же она тогда хочет уйти из жизни. Но на деле весь мир ополчился против ребенка. В один момент она решила, что с нее хватит. За пару сеансов с ней я понял, что к чему. А с ее родителями я разговаривал намного дольше. Взрослые искренне не понимали, в чем проблема. Сейчас там все в порядке, насколько я знаю. Я успел, скажем так, предотвратить самое ужасное и необратимое.