Аттила - [19]

Кроме лука и стрел у них были еще длинные, тонкие копья. На копьях пониже острия у иных можно было видеть привязанный красной лентой пучок человеческих волос с головы убитого врага. Но самым употребительным оружием гуннов были их смертоносные бичи. К короткой деревянной или кожаной рукоятке было привязано несколько крепких ремней из буйволовой кожи с большими узлами на концах, в которых были зашиты куски свинца или тяжелые камни. Гунны образцово владели своим ужасным оружием, без промаха поражая врага прямо в голову и сокрушая ему кости…

За этим передовым отрядом гуннских всадников следовали гуннские, германские и славянские предводители, князья и вельможи в богатом вооружении. На гуннах звенело золото, сверкали и искрились драгоценные каменья в ярких лучах полуденного солнца.

Позади них на значительном расстоянии, совсем один ехал Аттила на великолепном вороном коне. Ни на коне, ни на всаднике не было ни малейшего украшения.

Благодаря высокой остроконечной барашковой шапке, которая была на нем надета, этот приземистый человек казался выше ростом, нежели он был на самом деле. Длинный, широкий плащ, весь в складках, из тонкой темно-красной шерстяной материи развевался по ветру во все стороны, закрывая мощную фигуру всадника. Обнаженные руки были продеты в прорези плаща. В левой руке он лениво держал простой ременный повод, а правой отвечал временами на воодушевленные приветствия своих гуннов (приветствия эти были подобны вою волков), медленно, почти торжественно двигая ею в воздухе сверху вниз, как будто с этих коротких, мясистых, отвратительных пальцев должно было излиться счастие и благословение на его подданных.

За повелителем, также на значительном расстоянии, следовала вторая группа знатнейших представителей всех покоренных народностей. Все шествие замыкал большой отряд гуннских копейщиков, охранявших добычу, которую везли на многочисленных низких и широких повозках, запряженных четвернею.

Чудовищный буйвол, убитый самим Аттилой один на один, занимал отдельную повозку. Другие повозки были нагружены разными зверями: буйволами меньших размеров, медведями, волками, оленями, кабанами, рысями.

Разнообразной болотной птицей: цаплями и журавлями. Тут же в живописном беспорядке лежали охотничье оружие и снаряды. Охотничьи рога, ножи, копья, луки, стрелы и колчаны ярко блистали на солнце между густой листвой, которой были прикрыты убитые на охоте звери. Не мало тут было и живых зверей, попавших в капканы, арканы и сети. Глухой рев, хрюканье и громкий вой сопровождались сердитым ворчаньем множества больших охотничьих собак, которые, чуя вблизи живых врагов, неодержимо рвались к ним, при чем увлекали за собой ведших их на своре гуннов.

Глава III

— Посмотрите только, что это за люди, что за наездники! — восклицал Ромул.

— Это не люди и не наездники, — заметил оратор, — это центавры. Люди, сросшиеся с конями.

— Взгляни-ка! — удивился Примут — Вон тот спрыгнул, ударив лошадь ладонью, и она убежала.

— Но он уже уцепился за гриву и снова вспрыгнул на нее на бегу.

— А тот на белой лошади! Он упал, чуть держится! Он погиб.

— Не погибнет: — успокаивал послов Эдико, — смотрите, он горизонтально лежит сбоку, одной рукой держась за гриву, а другой за хвост. А вот, вот уж он опять сидит, как следует!

— А этот, который ближе всего к нам, вместо того чтобы сидеть, стал на спину лошади, да так и едет стоя.

— А тот там слева. Он упал, голова внизу под лошадью. Волосы волочатся по земле.

— Нет, он не упал, — объяснял Эдико, — он ногами держится за брюхо и спину лошади.

— Вот он уже опять сидит и смеется!

— Лучше сказать, скалит зубы, — поправил Приск. — Но посмотрите на того в увешанной золотом шапке!

— С золотым колчаном.

— Он вынимает стрелу из колчана.

— Он натягивает лук.

— Он целится вверх.

— Во что он целится? Я ничего не вижу.

— В ласточку!

— Стрела летит.

— Ласточка упала.

— Послушайте, как ликуют гунны!

— Это Дценгизитц, второй сын господина, — сказал Эдико. — Он у гуннов лучший стрелок и наездник.

— Но вот он опять выстрелил!

— Туда, в чепец на голове ребенка.

— Какое злодеяние!

— Какое же злодеяние: ведь он не задел ребенка? — возразил Эдико…

— Но что это за ужасный шум и звон?

— А это военная музыка, — сказал Эдико, — вместо ваших римских труб и наших германских рогов, у них, как видите, простые, тонкие деревянные обручи с маленькими бубенчиками и колокольчиками по краям.

— Но как пронзительно звенят они.

— На обручах натянута кожа.

— Они ударяют по ней деревянными колотушками.

— Все это так, — подтвердил Эдико. — Но знаете ли вы, чья это кожа? Это человеческая кожа. Он изобрел такой музыкальный инструмент сам. «Короли, — говорил он при этом, — которые не были мне верны при жизни, пусть служат мне после смерти, пением и звоном сопровождая мои победы».

— Хорошая музыка и при том поучительная для королей, остающихся в живых, — сказал Приск…

Когда Аттила въехал чрез южные ворота и почти поравнялся с первым домом лагеря, дверь отворилась, и из нее вышла молодая женщина, закутанная в белый пеплон с широкой золотой каймой, в сопровождении многочисленных служанок и слуг. На руках она держала грудного ребенка.