Аттила. Бич Божий - [97]

Это предположение совершенно несостоятельно. Поступки Аттилы имеют под собой весомые основания. Штурм Парижа не решал стратегических задач, а отступление с Катал аунских полей, хотя и нанесло болезненный удар по его самолюбию, было продиктовано исключительно здравым смыслом. Продолжение битвы могло обойтись слишком дорого, разумнее было пересмотреть план кампании.

Тогда как ряд исследователей находят бессмысленным «дезертирство» с Каталаунских полей, другие, напротив, далеко заходят в противоположном направлении, утверждая, что Аттила, обладая поразительным чутьем и даром предвидения, предугадал тот холодный душ, который обдал Аэция по возвращении в Италию, и последовавшее затем ослабление Рима.

Было бы ошибкой делать из Аттилы провидца. Можно только предположить, что оборот событий, которого он никак не ожидал, доставил ему немалое удовлетворение.

Вернувшись на Дунай, он без труда добился от остготов, ставших частью его империи, обещания вернуться по первому зову и милостиво оказал гостеприимство войскам тех союзников, которым было далеко добираться до своих родных краев. Аттила теперь спокойно ждал новостей из Рима и Равенны.

А новости были ободряющими. Плохой прием, оказанный Валентинианом Аэцию, весьма его порадовал. Теперь можно было с уверенностью заключить, что их примирение не будет ни искренним, ни долгим. Тонкий дипломат, Аттила понял, что сейчас не стоило предпринимать каких-либо решительных действий, надо было только выждать необходимое время, пока ситуация в Равенне не накалится до предела.

Это развязало ему руки, и Аттила взялся за наведение порядка в своей империи и подготовку итальянского похода, о котором уже давно мечтал: он вторгнется в Италию, раздавит Валентиниана и Марциана, а затем ему откроется дорога в Галлию с юга, тогда как остготы и их союзники обрушатся на нее с северо-востока.

Какое-то время он намеревался переправиться через Вислу, договориться о поддержке с бастарнами и верными венетами, использовать их в борьбе с мятежниками к западу от Борисфена и Понта (Днепра и Черного моря), вызвать к себе навстречу Эллака (и конечно же Эслу), подчинить бунтовавших сарматов и роксоланов при помощи их соплеменников, сохранивших верность, преподать хороший урок акацирам, аланам и метидам и раз и навсегда обеспечить Эллака защитой и нужными союзами.

Онегез отговорил его. Аттиле не следовало покидать лагерь, если он хотел сохранить необходимые союзы для похода в Италию. Онегез предложил послать за Вислу его самого. Эдекон и Орест также предложили свои услуги. Аттила не захотел отпускать от себя Онегеза. По его плану, этот отличный администратор, блестящий полководец и ловкий дипломат должен был оставаться здесь, чтобы контролировать пути, ведущие в восточную Галлию, и альпийские перевалы во время итальянской кампании, а также вести переговоры от имени императора гуннов с батавами, франками и другими германскими племенами. У Эдекона и так было много забот по увеличению числа и техническому совершенствованию осадных машин. Выбор падал на Ореста. Аттила знал, что Орест не захочет упустить возможность повоевать в Италии, а значит, постарается обернуться быстро, что, впрочем, всегда было в его духе.

Каждый блестяще справился с данным ему поручением. Аттила прекрасно умел подбирать себе помощников и использовать их личные качества и знания. Аттила прислушивался к их советам и критическим замечаниям. Императора и советников объединяла взаимная приязнь. Сколь ни странно, но такая сильная и всеподавляющая личность, как Аттила, умел работать в команде и делегировать полномочия.

Его министры-полководцы сами были сильными личностями, а Орест и Берик даже слишком сильными. Между ними не раз возникало соперничество, главным образом из-за излишнего рвения, но во многом в силу жажды почестей, которые зачастую выражались в старшинстве на приемах. Особенно часто имели место стычки между Орестом и Эдеконом, но в большинстве случаев третейским судьей выступал Онегез, и конфликт улаживался без вмешательства императора. Преданность всех советников императору бесспорна: генеральный штаб не раз единодушно и не всегда безуспешно противился слишком рискованным предприятиям, в которых опасности могли подвергнуться его жизнь или свобода. Они предпочитали самого Аттилу его славе. Несомненно, такая привязанность объясняется их полной зависимостью от императора. Все, что они имели, они получили от него. Они чувствовали себя актерами в спектакле, который мог быть начат только им и не мог продолжаться без него.

Сегодня отвергают, и не без основания, видение истории, связанное исключительно с личностью, волей и капризами великих людей. Великий человек, сколь бы велик он ни был, всего лишь представитель своей расы, своего климата, своего времени и своего окружения. Исторические катастрофы приводят к переоценке реальных средств, которыми он мог в действительности располагать. Аттила был азиатом-кочевником, урожденным вождем воинственных захватчиков. Но это лишь одна линия, а не весь план. Его ум, энергия, пороки, слабости — определяли его действия, которые могли быть и другими. И если бы они были другими, мир был бы другим. Аттила изменил облик мира.