Атолл - [74]

На кладбище, во время похорон жертв цунами, когда все печально стояли перед свежими могилами, он вдруг отошел в сторону и необычным голосом возвестил, что оставшимся в живых грозят еще худшие беды, если они не повинуются велениям бога.

— Внимание! Внимание! — кричал он. — Наши глаза должны открыться! Мы лишь грязь и прах! Мы забыли бога, но бог не забыл нас! Все мы должны обратиться к нему, не то мы все будем уничтожены. Грядет Апокалипсис!

Речь Тао произвела на всех жуткое впечатление, хотя, надо сказать, Тао был похож на безумца. Его слова объясняли случившееся, и каждый стал чувствовать себя виновным в смерти близких, но потом сознание людей прояснилось. Думали, что Тао просто лишился разума, как это случилось с моки во время землетрясения в Анаа. Но нет! Тут было нечто совсем иное. Кара господня внесла озарение в его душу, бог выделил его среди других, сделал своим избранником.

Матаоа, хоть и был вождем, не мог не считаться с этими обстоятельствами. Но следовало ли тем не менее допускать, чтобы Тао по любому поводу угрожал совету семи и ему самому божьими карами? Не далее как сегодня, например, он объявил себя единственным защитником старинных традиций и призывал проклятия на головы тех, кто, по его мнению, навязывал туамотуанцам чуждый им образ жизни. А сколько гневных слов произнес он по адресу тех, кто, несмотря на его предупреждения, все-таки покупал подвесные моторы к лодкам!

— Значит, — сказал Матаоа, — быстрее двигаться по воде и перевозить больше мешков с копрой, затрачивая для этого меньше усилий, — по-твоему, не благо?

— Благо?! — закричал Тао. — Это же конец туамотуанцам!

Матаоа пожал плечами и вышел. Какой смысл без конца спорить с этим старым человеком, тем более что совет закончился. Однако было в словах Тао что-то, к чему Матаоа не мог оставаться безразличным.

Немало людей кроме его дяди неодобрительно относились к последним новшествам, нарушавшим традиционный уклад жизни туамотуанцев. Правда, они выражали свое мнение более сдержанно, чем Тао.

— Разве ветер покинул лагуну и больше не надувает паруса на лодках? Разве руки людей Арутаки так ослабли, что способны лишь запустить мотор? Иногда кажется, что нынешним молодым людям нужен один мотор, чтобы ловить рыбу, и другой — чтобы подносить ее ко рту. Не требуется ли им еще один мотор, чтобы делать детей?

Так говорили пожилые люди, заслуживающие того, чтобы к их словам относились с уважением. Но уважение уважением, а жизнь не может стоять на месте. Не потому ли старики не приемлют нововведений, что их земное существование — близится к концу? Разве новое не знаменует начало иной жизни? Старые люди поневоле думают, что их время истекает. Многие из них спокойно ждут приближения конца, не испытывая ни горечи, ни печали, но большинство восстает против всего, что предвещает их исчезновение с лица земли. Они боятся смерти — в этом все дело. Но что может быть бессмысленнее страха перед смертью, которая в конце концов неумолимо поражает каждого живущего!

Тут у Матаоа не оставалось никаких сомнений: нужно научиться, наконец, смотреть на вещи реально. Не будь в Папеэте военного корабля, оснащенного мощным двигателем, никто не пришел бы на помощь населению атолла после цунами, когда море еще бушевало. А Эимата? Местные знахари не смогли бы с помощью традиционных средств спасти девочку, когда ее тельце, казалось, было готово для проба. Попаа воскресили ее, она вновь стала живым, красивым ребенком, приносящим радость и смех в их дом.

Не только Эимата, десятки других людей, мужчин и женщин, получили в то время от попаа лекарства и питание, без которых не выжили бы. Да и старики, тоскующие по временам своей молодости, давно бы умерли от ран и лишений на опустошенном цунами атолле, если бы не изобретения белых, на которые они так сетуют.

Вероятно, Тао узнал, что Матаоа заказал Ах Сину материал для строительства большого катера и мотор, превосходящий по величине те, что уже оглашали своим треском воды лагуны.

Может, Тао захочет помешать этому? Но разве во власти Тао запретить строить катер? При мысли о катере, идущем на полной скорости, и пенящейся струе за его кормой Матаоа забыл о Тао и других стариках, которым только смерть помешает ворчать и критиковать новые порядки.

Жанна

— Я спрошу у папы, согласен ли он, — уступила Моеата.

— Ты обещаешь? — настаивала Моеа.

— Я сказала, что спрошу, хватит с тебя этого? Сбегай к Ах Сину за стиральным порошком.

Моеа помедлила мгновенье:

— А жевательную резинку?

— Опять? Разве у тебя больше нет?

— Уже кончилась.

— Только жевательной резинки нам не хватает! Возьми один пакетик.

У Моеа заблестели глаза, и она пустилась бежать со всех ног.

«Совсем еще ребенок в некоторых отношениях, но какой красивой девушкой она обещает стать вскоре! У нее развивается грудь, с каждым месяцем Моеа становится иной. Вокруг нее вертится много парней, да и мужчины поглядывают на девочку. Нужно быть настороже». Мысли Моеаты вернулись к просьбе Моеа… Теперь она не хочет больше называться Моеа и просит, чтобы ей разрешили взять имя Жанна. Почему Жанна? Потому что Жанна освободила свою страну от захватчиков. Чем же ее отблагодарили?