Атолл - [70]

— А швейная машина? Ты забыл про нее?

— Ты ее получишь, когда мы продадим ближайший урожай копры, — ответил Матаоа.

Моеата открыла было рот, чтобы возразить, но он прервал ее на полуслове:

— Я не хочу тебя слушать, понятно? Сказал тебе — после сбора копры в будущем сезоне — и конец!

Моеата всплакнула, но больше о машине не вспоминала.

Что могла она сделать? В конце концов Матаоа вернулся, хотя ничто не мешало ему еще остаться на Таити. К тому же ни у одной женщины на Арутаки не было швейной машины. Моеата подождет еще немного. Если у тебя муж Матаоа, стоит немного и потерпеть.

По правде сказать, Матаоа не ожидал, что июльские празднества принесут ему такую популярность. О нем стали поговаривать как о будущем вожде Арутаки. На «Ваинианиоре», по пути домой, он опасался упреков своих близких и в глубине души считал их вполне заслуженными. В Папеэте его настиг приступ таравана, не иначе. Там, в вихре праздничной жизни, он не в силах был от него избавиться, но сейчас, когда все кончилось, чувствовал себя счастливым. Какая радость вновь увидеть родные лица, вернуться в край своего детства! Только здесь он может быть счастлив. В будущем сезоне он не поедет в Папеэте без Моеаты.

КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ [71]

Глава пятнадцатая ЦУНАМИ

В семье Матаоа произошло много событий на протяжении 1955 года, перед катастрофой, чуть было не оборвавшей на Арутаки жизнь людей, животных, растений…

В январе Мато застал Моссиу в кресле странно неподвижным. На лице старика застыла спокойная улыбка, придававшая ему выражение святости. Руки его покоились на Библии. А может, он спит? Мато долго смотрел на отца и наконец понял. Моссиу заснул навсегда. «Разве не прекрасная смерть? Кто не хотел бы закончить свою жизнь таким образом?» — говорили на похоронах, и это утешало Мато, Тао и Матаоа, потому что эти слова, произносимые обычно на всех похоронах, на сей раз были правдой.

В феврале тяжело заболел Фареуа. Боль в почках приковала его к постели. Человек в возрасте Фареуа не может рассчитывать при такой болезни на скорое выздоровление. Все чаще стали говорить о Матаоа как о его преемнике. Сам Фареуа как-то сказал, что, когда настанет час выбрать нового вождя, речь может идти лишь о трех людях: Туке, Путои и Матаоа, но лучше всего выбрать последнего. «Путои — конечно, нет. Туке — быть может. Матаоа — наверняка…» Таково было мнение мудрейших, которым предстояло, когда придет время, избрать нового вождя.

В марте Моеата произвела на свет третьего ребенка, девочку, которую назвали Эиматой. Прекрасный ребенок! Такая же красивая, как Моеа, первая дочь Моеаты, родившаяся в 1947 году. Единственное, что можно было пожелать новорожденной, — стать равной по красоте своей сестре, потому что Моеа обещала стать самой прекрасной девушкой на Арутаки. Ириа сломал себе ногу, сорвавшись с кокосовой пальмы. Ну и характер у ребенка! Он сам дотащился до ближайшей хижины и только тогда, сжав зубы от боли, произнес: «Меня нужно лечить». Ни единой жалобы, ни единого стона!

Были и другие события. Во второе воскресенье апреля состоялось торжественное открытие нового магазина Ли Мина. Хозяин объявил об этом заранее и пригласил на угощение и танцы всех жителей Арутаки.

На праздник приехал из Папеэте старший сын Ли Мина, весь в драгоценностях, ничуть не похожий манерами на отца. Он выглядел в родной деревне чужаком, все нашли его спесивым и претенциозным. Обидно было наблюдать, с какой гордостью смотрел Ли Мин на своего первенца, занимавшего в Папеэте солидное положение, в то время как последний явно стыдился отца, мелкого торговца с затерянного атолла. А кто как не скромный и бережливый отец содержал его на Таити и платил за учение. Неблагодарный сын, видно, забыл то время, когда собирал сухие кокосовые орехи и кормился горсткой риса, сваренной на воде, и куском рыбы, которую давал кто-нибудь из туамотуанцев.

Но зачем осуждающе глядеть на старшего сына и тем портить радость Ли Мина? Правда, при виде богатства Ли Мина и новых товаров в магазине, ярко освещенном изнутри и снаружи, многие ворчали: «Этот китаец разбогател на нашей шее. У него больше добра, чем у десяти семей Арутаки». Но эти завистливые замечания не находили поддержки, и праздник удался на славу. Да и то сказать, дурно отзывались о китайце лишь те, у кого не были погашены долги. Все эти люди любили поспать и не иначе как думали, что копра соберется, высушится и сложится в мешки сама собой, как в сказке! Никто не слушал этих поино, все продолжали веселиться.

«Ваинианиоре» прибыла накануне и отложила выход в море, чтобы экипаж смог присутствовать на празднике. Приемщик грузов поздравил Ли Мина и объявил во всеуслышание, что такого красивого и благоустроенного магазина, как на Арутаки, нет на всем Туамоту. Даже в Папеэте лишь немногие магазины могут сравниться с ним по красоте постройки и качеству оборудования Эти слова доставили большое удовольствие присутствующим: ведь похвала относилась не только к Ли Мину, но и к плотникам, построившим магазин.

С мая до конца августа промысел раковин был разрешен на Арутаки. Матаоа превзошел свой подвиг 1948 года на Хикуэру, где поднял со дна четыре тонны раковин. Он собрал больше, чем любой другой ныряльщик, хотя рядом с ним работали прославленные люди — Моана, Тефау, Маюри, не тот Маюри, что имел бар «Леа» в Папеэте, а Маюри с Такапото. До начала сезона Матаоа месяцами тренировался, на что были способны лишь немногие ныряльщики. С годами кроме десяти килограммов мускулов и жира он приобрел выносливость, которой ему так не хватало вначале. Матаоа стал гордостью Арутаки — сильнейшим ныряльщиком, после Мато разумеется. Иметь на атолле чемпиона стало уже традицией.