Атолл - [64]

* * *

Двадцать две, двадцать три сажени… Пакетэ коснулась площадки, сплошь усыпанной раковинами. Матаоа еще держал ногами камень, лежавший уже на дне, и осматривался. Он отпустил веревку и пошел вниз по отлогому спуску площадки, а затем возвратился, подбирая лишь самые крупные раковины, которые складывал в пакетэ. В полусажени от себя он увидел еще одно скопление перламутренниц. Матаоа направился туда и наклонился за первой раковиной, которая почему-то не закрылась при приближении его руки, а начала двигаться. Другие тоже. Матаоа попытался схватить их, но пальцы его натыкались лишь на коралл. Перед глазами Матаоа поплыл туман, его потянуло ко сну, все вокруг окрасилось в красный цвет. 1Матаоа схватился за веревку и почувствовал, что его поднимают.

В голове его шумело, на грудь навалилась тяжесть, вызывавшая тошноту. Был день… Хаамару… Матаоа оказался в лодке. Ему в глаза светило солнце… Больше ничего… Чернота…

— Не плачь, — говорил фельдшер Моеате, — это ничего, он проспится, но мог бы остаться на дне.

Он вышел, бесцеремонно растолкав любопытных на пороге хижины.

Ириа посмотрел на распростертого на циновке отца, на мать, деда и бабушку. Мальчик понял, что плакать сейчас не время, двигаться — тоже.

* * *

Матаоа пришлось пролежать несколько дней. У него отнялись ноги и долго не возвращалась ясность сознания. Ром, который ему давали, действовал благотворно, согревая внутренности, — Матаоа засылал в блаженном оцепенении. Его состояние не внушало фельдшеру опасений. Скоро Матаоа будет снова на ногах. Недомогание заставило его хоть немного отдохнуть.

— Какой неистовый! — шутил фельдшер, глядя на Моеату. — Он все делает с таким же пылом?

Этот человек был симпатичен Моеате, и ей хотелось ответить: «Только не в сезон промысла раковин», — но она ничего не сказала, так как рядом стояла Техина. Общая беда сблизила женщин, Матаоа был дорог им обеим. Теперь Моеата понимала, что испытывала Техина во время болезни Мато. Обе они были женами ныряльщиков.

* * *

Как только торговец, купивший у Матаоа первую партию раковин, узнал, что тот поправляется, он прислал курицу и передал через своего посланца, что куриный бульон подкрепит силы ныряльщика. К этому он добавил пожелания здоровья и процветания. Матаоа был тронут таким вниманием: торговец с Таити открыто демонстрировал свое уважение к Матаоа. Разве он поступил бы так, если бы Матаоа не считался хорошим ныряльщиком, и не обещал стать, быть может, лучшим на Туамоту? В том, что с ним произошло, не было ничего необычного — его профессия связана с риском. Можно сказать, что Матаоа легко отделался, он оказался достаточно выносливым. Двум другим меньше повезло — они умерли в течение нескольких дней.

Один из них, новичок, как и Матаоа, проиграл в кости большую сумму. Стараясь наверстать упущенное, он, видимо, не рассчитал свои силы и не смог подняться. Когда его вытащили, он был мертв. Другой — жизнерадостный крепыш двадцати пяти лет — сам выбрался на поверхность, но затем потерял сознание и через некоторое время скончался. Говорили, что он давно уже ощущал недомогание и перебои в сердце. Что касается случаев таравана, то их даже не считали. К людям возвращались старые таравана и возникало много новых, как всегда в конце сезона.

У Матаоа не было признаков таравана. Но не думал ли он, что сможет в свой первый сезон собрать около двух тонн совсем без происшествий?

Кроме Мато, Техины, Тепоры и фельдшера Матаоа решил пригласить на курицу и торговца. Он попросил Хаамару наловить побольше рыбы, чтобы приготовить торжественный обед.

Торговец принял приглашение Матаоа, но из вежливости ни слова не сказал о раковинах, сложенных под небольшим навесом. Он мало говорил во время обеда, скромно и внимательно слушал других. Фельдшер был в ударе и рассказывал множество историй, происшедших с ныряльщиками за три сезона. По правде сказать, он не отличался скромностью. Он утверждал, что лечит лучше, чем многие врачи на Таити, которые знают только то, что написано в книгах, но имеют мало практики. Кроме того, он слишком уж многозначительно поглядывал на Моеату, не обращая внимания на смущение молодой женщины.

В конце обеда торговец отозвал Матаоа в сторону:

— Что ты собираешься делать с уловом?

— Ли Мин просил меня оставить раковины для него, он поручил приемщику грузов с «Ваинианиоре» проверить товар и привезти на Арутаки.

— Ты ему обещал?

Матаоа заколебался. Фактически он не давал обязательств Ли Мину, а лишь выслушал его просьбу. По правде сказать, он предпочитал продать весь свой улов этому торговцу, манеры и лицо которого нравились ему.

— А ты хочешь купить?

— Почему бы и нет? Если эти раковины не хуже первых, я дам тебе сто восемьдесят, а может быть, и сто девяносто франков за килограмм.

В последние месяцы цена на раковины колебалась между ста восемьюдесятью и ста девяноста франками. Матаоа устраивало предложение.

— Тогда я продам раковины тебе.

— Хорошо, я приду завтра утром. Только вот что: я израсходовал за последние дни все деньги и уплачу тебе в Папеэте. Тебе придется подождать. Ты приедешь на июльские праздники?

Почти все хорошие ныряльщики собирались на праздники в Папеэте. В конце концов не пора ли и ему повидать Таити? Кроме того, поездка будет носить деловой характер, ему нужно оформить продажу улова. Что подумают о нем, если он сразу возвратится на Арутаки, как старик или ребенок? Не раздумывая ни секунды, Матаоа ответил, как если бы это решение созрело у него давным-давно: