Атлетичный мозг - [94]

Сотрясения мозга случаются не только у профессиональных спортсменов. По некоторым подсчетам, за год происходит 4–5 миллионов таких случаев. Симптомы бывают разными: от головокружения, потери ориентации в пространстве и слабости до потери памяти или эпилептического припадка. При сотрясении мозга далеко не всегда происходит потеря сознания. Как утверждает Новински, до 80 % случаев сотрясений в контактных видах спорта, таких как американский футбол или регби, просто не регистрируются — либо потому что игроки не придают значения симптомам, либо не хотят проявлять слабость.

Когда среди игроков Канадской футбольной лиги проводили анонимные опросы, то обнаруживалось, что о факте полученного сотрясения мозга сообщали чаще в 10–40 раз по сравнению с аналогичными опросами, в которых игроки должны были указать свое имя.[197] Два опроса среди старшеклассников показали, что, когда в вопросе заменили термин «сотрясение», которое многие считали связанным с потерей сознания, на «черепно-мозговую травму», процент указанных случаев сотрясения мозга вырос с 15 до 47.[198] При этом принятое в НФЛ определение сотрясения мозга гораздо шире: «Вызванное травмой изменение в функционировании мозга, выражающееся в измененном состоянии восприятия или сознания».

На следующий день после моего полета в польском небе я иду на базу местной команды по американскому футболу Seahawks Gdynia; вид этой базы производит удручающее впечатление. Через пару недель команде предстоит участвовать в турнире Польской лиги американского футбола, аналога Суперкубка США, поэтому она воспользовалась случаем и пригласила журналистов, приехавших в Гдыню освещать «Воздушные гонки», на свою показательную тренировку, чтобы привлечь к себе интерес. Все происходящее заметно отдает глубокой провинциальностью. Состояние комбинированного поля вполне приличное, но на нижних рядах кресел единственной трибуны по одну из сторон площадки собралось от силы человек десять. Справа уборщик очищает шваброй бетонные ступени от того, что оставили птички, а внизу представитель лиги делает краткую, наспех слепленную презентацию. Картину довершает падение деревянного щита, на котором изображены логотипы спонсоров лиги.

В составе Seahawks преимущественно местные игроки плюс несколько американских легионеров. Понять, кто есть кто, несложно. Поляки отнюдь не выделяются атлетическим телосложением, в то время как все четверо их одноклубников-американцев, как один, темнокожие, молодые и мускулистые. Они надежные, но далеко не звездные игроки. Пропуская сезон в НФЛ из-за травмы или недостаточной квалификации, они нанимаются на полгода в европейские клубы и играют в таких странах, как Финляндия, Польша или Чехия. Не самый престижный вариант, конечно, но по крайней мере у них есть возможность продолжать заниматься любимым делом.

Пока игроки отрабатывают свободные удары и дальние броски, я решаю проверить, насколько прав Новински, утверждая, что спортсмены часто не подозревают о том, что перенесли сотрясение мозга.

— У меня за всю жизнь не было ни единого сотрясения, — не допуская возражений, говорит обладатель внушительных габаритов квотербек Лэнс Кризиен. Правда, верится в это с трудом. С этими словами он разворачивает меня и мой диктофон в сторону Тунде Огуна по прозвищу Кошмар, харизматичного хафбека из Вирджинии с дредами до плеч. Заодно Кризиен рекомендует посмотреть одно видео на YouTube, которое должно прояснить, почему он переадресовал мой вопрос Огуну.

В Штатах у Огуна, помимо семьи, есть собственный тренажерный зал, что подтверждают его огромные бицепсы. «За время, что я играю в футбол, у меня было три сотрясения, о которых я знаю, — говорит он. — Про те, о которых не знаю, ничего сказать не могу». Описываемые им непосредственные симптомы сотрясения мозга довольно типичны: «В первый раз, когда я понимал, что получил сотрясение, у меня на секунду пропал слух. Я поднялся на ноги, но ничего не слышал. Я видел, как у людей шевелятся губы, поэтому понял, что что-то не так. Потом я услышал резкий шум, к лицу прилила кровь и все такое прочее».

В момент сотрясения нейроны его мозга испытали мощное внешнее воздействие, их аксоны подверглись деформации на изгиб и разрыв.

Когда защитный экран отключен

«Если аксоны разорвать, их уже будет не соединить, — утверждает Смит в „Интеллектуальных играх“. — Можно прожить и без довольно большого числа аксонов, но все же есть предел, после которого начинаются серьезные проблемы». Наш мозг при рождении состоит из миллиардов нейронов, что гораздо больше, чем нам необходимо, и по мере нашего развития происходит удаление большого количества избыточных связей между нейронами, этот процесс известен как «синаптический прунинг».

Этим отчасти объясняются сложности с изучением иностранных языков у взрослых людей, и это также означает, что по мере обучения новые навыки, которые нам удается освоить, становятся более упорядоченными в нашем мозге. При этом всегда имеет место определенная степень нейропластичности. В случае повреждения какой-либо зоны головного мозга другие его части могут перестроиться и взять ее функции на себя. Однако если у человека случается сотрясение, могут разом разрушиться тысячи и даже сотни тысяч межнейронных связей, поэтому полагают, что посткоммоционный синдром, который диагностировали у Новински, может быть вызван утратой нейропластичности. Когда ущерб превышает некое критическое значение, у мозга попросту не остается свободных ресурсов, и он перестает справляться со своими функциями. Ведь и на шоссе можно перекрыть только какое-то определенное количество полос, иначе произойдет транспортный коллапс.