Атлантия - [12]

Мы сравнивали наши записи и потихоньку перешептывались, чтобы никто не подслушал.

Я переворачиваюсь на бок и чувствую под щекой косичку. После ухода Бэй я еще не расплетала волосы (хотя они, конечно, уже порядком растрепались) и не вынимала из них голубые ленты. В то утро мы заплели друг другу косички очень сложным и причудливым способом. И я знаю, что если сейчас расплету волосы, то обратно их так уже никогда не заплету – самой мне ни за что не справиться.

Интересно, а Бэй Наверху тоже не расплетает косички? Или она уже выкинула синие ленточки? Наверное, там, где она сейчас, предпочитают носить другие цвета.

Может, если я поговорю с Майрой, она и впрямь сумеет мне помочь. Она могла бы научить меня, как манипулировать голосом, чтобы получить желаемое. А она ведь сказала, что знает, чего я хочу. О моей тете ходят разные истории, люди ее боятся, но еще вопрос: добивалась ли она когда-нибудь того, чего действительно хотела? И пошло ли это ей на пользу?

Вон что получилось, когда я прошептала всего одно короткое слово «нет». Теперь Джастус отводит взгляд, а Майра точно не оставит меня в покое. А что, если еще кто-то, какой-нибудь незнакомец услышал меня тогда?

У меня в голове снова звучит голос Майры: «Ты считаешь, что я плохая сестра, а твоя мама – хорошая?»

Разве обязательно, чтобы сестры были разными? Если да, то я знаю, какая я сестра, – плохая. Бэй тоже не идеальна, но она добрая. Она искренне любит наш город, любит жителей Атлантии. Бэй собиралась остаться Внизу и служить им всю свою жизнь.

Но ведь сейчас-то все переменилось: Бэй ушла Наверх, а я застряла Внизу. Тогда получается, что хорошая сестра – я?

Нет, все равно что-то не сходится. Ладно, допустим, я специально воспользуюсь своим голосом и пересеку черту – тогда обратного пути уже не будет. Может, все-таки поговорить с Майрой? Или не стоит?

Одно я знаю наверняка: мне любой ценой надо подняться Наверх. Но вот пока ума не приложу, как именно это сделать. Волна надежды, которую я почувствовала было в храме, отхлынула обратно, оставив меня на берегу бессилия и потерь.

Подушка уже стала мокрой от слез. Возможно, мне следовало бы собрать их в чашу и отнести жрецам, чтобы они использовали их для тех, кто решил провести свою жизнь здесь, Внизу, в темноте. Мы все тут вечно плачем и благословляем друг друга – тех, кто слишком труслив, или глуп, или просто упустил шанс прожить жизнь Наверху.

Глава 4

Я плакала так долго, что заснула только под утро и проспала на работу. Я одеваюсь, хватаю за лямки маску с воздухом и закидываю ее на плечо. Глянув в зеркало, замечаю, что волосы у меня растрепаны, как у Майры, а под глазами – точно такие же синие круги, какие были у Тру вчера вечером.

Я не сомневаюсь, что горе его искреннее, но сейчас просто не могу никому сочувствовать. Для меня существует только моя собственная боль. Я – ходячий клубок оголенных нервов. Все, на что я способна, – это сдерживать свой голос.

Хали, с которой мы вместе учимся в школе при храме, замечает круги у меня под глазами. Они с Бэй были друзьями, и, после того как моя сестра ушла, Хали всегда меня защищает и во время службы или в столовой становится чем-то вроде буфера между мной и другими послушниками. Я благодарна ей за это; мне особенно тяжело, когда мы хором возносим благодарности тем, кто жертвует собой Наверху, чтобы у нас Внизу была пища. В такие моменты я не могу не думать о Бэй. Она ведь теперь тоже стала частью этого извечного ритуала.

А еще мне вот что интересно: одинаковые ли чувства испытывают друг к другу обитатели нижнего и верхнего миров? Мы вспоминаем о них, когда едим пищу, которую они нам поставляют, мы понимаем, что каждый ее кусок эти люди оплачивают своей короткой и тяжелой жизнью. Может, они нас вовсе даже и не любят? Я бы на их месте точно не любила.

– Мне кажется, тебе лучше отдохнуть, – говорит Хали. – Ты с каждым днем все хуже выглядишь, с тех пор как… – Она замолкает, будто ждет разрешения произнести имя Бэй. Но я и себе-то не могу этого позволить, поэтому стою перед Хали с непреклонным видом.

– Работа – это то, что мне нужно, – отвечаю я. – Мы забываем о себе во время службы. – Эту фразу любят, как попугаи, повторять жрецы в храме. – Бэй хотела бы, чтобы я продолжала работать.

Я все-таки произношу имя сестры: оно повисает над нами и придавливает к полу. Бэй давит на нас, как вода давит на город. Она везде, она повсюду.

– О, конечно, – кивает Хали и протягивает мне рюкзак. – Вот, захватила твой рабочий набор.

– Спасибо, – благодарю я.

Теперь мне не надо вместе с другими послушниками спускаться в подсобку и выслушивать от них разные вопросы.

Хали кивает, а я, даже не дав себе труда подумать, вдруг спрашиваю:

– Ты удивилась, когда она ушла?

Хали придерживает свой рабочий набор на бедре точно таким же манером, как придерживала своих младших братишек и сестричек, когда они приходили к ней в часы посещений.

– Да, – отвечает Хали. – Бэй ведь очень любила Атлантию. Она любила храм. Я никогда не думала, что она захочет уйти. Кое-кто из нас даже считал, что однажды она сможет стать Верховной Жрицей.

Я киваю. Мне приходилось слышать, как люди шепчутся о том, что Бэй вполне может пойти по стопам мамы. И Бэй тоже об этом знала. Но сама она никогда не хотела быть Верховной Жрицей.