Атлантида священная (из действительности доисторических времен) - [8]

И она крепко закрыла перед самым носом Кечкоа, начавшего как-то линять и размываться в четкости линий, воображаемую, но вполне натуральную дверь – натуральную вплоть до малой трещинки, идущей от сучка, – и резко, в два оборота, повернула ключ в замке.

Зевота и ломота исчезли как не бывало. Царица, обретя как-то сразу свою обычную уверенность, быстро, стараясь ни о чем не думать, кроме как о предстоящем купании, прошла, на ходу развязывая пояс туники, в сад. Обнаженная, встала она под ледяные струи искусственного водопада, отведенного сюда от священного ручья Баим, который, говорят, течет чуть ли не с самой горы Мери, куда не ступала нога ни человека, ни обычного рода атланта – с тех пор, как стали атланты смертны…

Ритуальное омовение, с сознательным привлечением стихийных сил, освежило царицу и придало ясности ее разуму. Отряхнувшись после купания и выкрутив из густых длинных волос воду, как это делают поселянки, полоща белье в реке, она, все еще не допуская в сознание ни раздумий, ни мыслей, вернулась к себе, как и вышла – через ступени балкона – и, не призывая никого на помощь, начала тщательно, как всегда, одеваться. Собственно одевание составляло окончание этого почти священного действия, – процесса, в котором царица приводила свое тело в соответствие с идеалом Красоты, идеалом, который каждый атлант мог лицезреть внутренним оком, обращаясь к Высшему в себе, идеал тот был совершенен…

Открыв несколько деревянных, украшенных резьбой знаменитого Прама, дверок в стене своей спальни, царица в большом раздумье перебрала все наряды, висевшие там на торсах-манекенах. Несколько раз ее рука почти уверенно ложилась на мягкое плечо какого-то из них, затем возвращалась к другому, в задумчивости перебирая бахрому или украшения, разглаживая любовно невидимые складочки. Каждый наряд уже надевался царицей, и не раз, и каждый нес на себе определенный слой воспоминаний. Воспоминания эти были не все безоблачны, но зато все до одного волнующи и добры: в этих платьях, очень сложных по составу частей, настоящих царских уборах, – независимо от того, были ли они парадными, во всем блеске золота и драгоценных камней, или же предназначались для отдыха в кругу семьи и близких, и украшенных в этом случае не столько бьющим в глаза сверканием царской роскоши, долженствующей превзойти все, что могло изобрести не знающее предела воображение красавиц, у которых, вот уж воистину, Красота была «в крови», – сколько изяществом и необычностью вышивки или простой отделки, а иногда и просто новыми линиями покроя: царица Атлантиды была и признанной царицей Мод и Красоты.

Наконец она выбрала белое, такое простое, но несказанно прекрасное платье: было оно все, от плеч до ступней, убрано в мельчайшую складочку – признак божественной или царственной власти, – состояло из многих оборок и подхватов, и сложностью своего изготовления принесло немало слез и бессонных ночей известным расенским рукодельницам, взятым с тех пор царицей под особую опеку. Словом, нашлось им занятие, да и изрядная прибыль, потому что до этого дня сидели они, горемычные, в полной нищете, годами иногда поджидая своих воинственных муженьков, морских бродяг, которые возвращались время от времени к своим домам, оборванные и с пустыми кошельками, но зато осиянные духом необыкновенных приключений и с непременными подарками своим женщинам в виде колец, браслетов, а то и наплечных украшений, достойных царской знати. Подарки эти у женщин-расенок почитались за святыню, и не было случая, чтобы кто-нибудь из них, даже при крайней нужде, вынес их на базарную площадь, что шумела беспрестанно, до самой ночи, перед портом Атлантиса, просторная, как сам порт, наполненный несчетным числом судов и суденышек: от огромных металлических построек, чудом державшихся на воде, до изящных, всего в несколько ярусов, лодок из драгоценных сортов дерева, иногда с разноцветными парусами, которые расцвечивали бирюзовую, с белым кружевом пены, морскую гладь, делая ее еще более нарядной…

Поверхностные мысли царицы блуждали, не нарушая глубин прикрытого до поры сознания. Она вынула из дорожного сундучка одноразовый пакет с нательным бельем, слегка провела по нему ногтем, округло заточенным и покрытым нежно-розовым перламутром, – пакет послушно раскрылся. Царица критически просмотрела, растягивая на пальцах, тончайшее узорное плетенье – теперь, когда для быстроты обратились к машинной работе, стали появляться огрехи – и, присев на низкий стул перед зеркальной стеной, осторожно натянула сначала на ступни, а затем и на все тело плотно облегающую, почти неразличимую, если бы не вытканный цветочный узор, чешую, закрывавшую все тело атлантских женщин, оставляя лишь голову и кисти рук открытыми. Древний, сейчас почти несоблюдаемый закон предписывал им покрываться подобным образом каждый раз при общении с сознаниями, низшими по уровню, дабы защититься, хотя бы внешне, от губительных эманаций; руки по тому же обычаю скрывались тонкими, не стесняющими движений перчатками, а голова и – главное – лицо ограждались от мира эфемерной, едва различимой фатой, прикрепленной к головному убору, будь то царская корона или простой обруч на лбу. Впрочем, в своем кругу атланты не придерживались неукоснительно подобных строгостей. Однако, видно, у царицы появились причины одеться в непроницаемую броню, разряжающую вредоносные стрелы невидимых излучений. Ее уверенность в собственной неуязвимости была поколеблена.