Атлант расправил плечи - [67]

Молоденькая девушка в белом вечернем платье робко спросила:

– А какова истинная сущность жизни, мистер Юбэнк?

– Страдание, – ответил Бальф Юбэнк. – Поражение и страдание.

– Но… но почему? Люди же бывают счастливы… хотя бы иногда… разве не так?

– Это заблуждение исповедуют натуры поверхностные.

Девушка покраснела. Состоятельная дама, унаследовавшая нефтеперегонный завод, спросила виноватым тоном:

– Но что мы должны делать, мистер Юбэнк, чтобы улучшить литературный вкус масс?

– В этом заключается великая общественная проблема, – проговорил Бальф Юбэнк. Его считали литературным лидером века, невзирая на то, что ни одна из написанных им книг не была продана тиражом больше трех тысяч экземпляров. – И лично я полагаю, что Закон справедливой доли в применении к литературе позволит разрешить эту проблему.

– O, так вы одобряете этот законопроект и в отношении к промышленности? Я не знаю, что и думать об этом.

– Конечно же, я одобряю его. Наша культура погрязла в болоте материализма. В погоне за материальной выгодой и технологическими фокусами люди утратили все духовные ценности. Мир сделался чересчур комфортабельным. Но люди возвратятся к более благородному образу жизни, если мы заново научим их терпеть лишения. И поэтому мы должны положить конец личной жадности.

– Я никогда не воспринимала эту проблему под таким углом, – виноватым тоном произнесла женщина.

– Но как вы намереваетесь применить Закон справедливой доли к литературе, Ральф? – спросил Морт Лидди. – Это какая-то новая идея.

– Меня зовут Бальф, – недовольным тоном буркнул Юбэнк. – И идея эта кажется вам новой, потому что принадлежит лично мне.

– Ну-ну, я не пытаюсь затеять ссору! Я просто спрашиваю. – Морт Лидди улыбнулся. Нервная улыбка почти не сходила с его лица. Он был композитором и писал старомодную музыку для кино и модернистские симфонии, исполнявшиеся в полупустых залах.

– Все очень просто, – сказал Бальф Юбэнк. – Необходимо выпустить закон, ограничивающий тираж любой книги десятью тысячами экземпляров. Эта мера откроет литературный рынок перед новыми дарованиями, свежими идеями и некоммерческой литературой. Если запретить людям раскупать миллионные тиражи какой-нибудь дряни, они волей-неволей начнут покупать более качественные книги.

– Что-то в этом есть, – промолвил Морт Лидди. – Однако не отрицательно ли повлияет подобная постановка дела на банковские счета писателей?

– Тем лучше. Позволять писать следует только тем, кто делает это не из корысти.

– Мистер Юбэнк, – спросила юная девушка в белом платье, – но что в таком случае делать, если купить какую-то книгу захотят больше десяти тысяч человек?

– Десяти тысяч читателей вполне достаточно для любой книги.

– Я имею в виду совсем не это. Я про то, если они захотят?

– Это совершенно не относится к делу.

– Но если книга содержит интересное повествование, которое…

– Сюжет в литературе следует считать примитивной пошлостью, – презрительно бросил Бальф Юбэнк.

Доктор Притчетт, пересекавший комнату, направляясь к бару, остановился, чтобы заметить:

– Именно так. Так же как логику следует считать примитивной пошлостью в философии.

– А мелодию примитивной пошлостью в музыке, – добавил Морт Лидди.

– О чем спор? – поинтересовалась Лилиан Риарден, остановившаяся возле них.

– Лилиан, ангел мой, – пропел Бальф Юбэнк, – я не говорил еще, что посвящаю свой новый роман вам?

– В самом деле? Спасибо, мой дорогой.

– А как будет называться ваш новый роман? – осведомилась состоятельная дама.

– «Сердце – одинокий молочник».

– И о чем же он будет рассказывать?

– О разочаровании.

– Но мистер Юбэнк, – отчаянно краснея, произнесла девушка в белом платье, – если вокруг одно сплошное разочарование, зачем тогда жить?

– Ради братской любви, – мрачным голосом ответил Бальф Юбэнк.

Бертрам Скаддер сутулился за стойкой бара. Его длинное и узкое лицо словно бы запало внутрь, за исключением глаз и рта, мягкими шариками выкатывавшимися наружу. Он издавал журнал, носивший название «Будущее», и опубликовал в нем статью о Хэнке Риардене, озаглавленную «Спрут».

Взяв опустевший бокал, Бертрам Скаддер молча подал его бармену для новой порции. Получив его наполненным и сделав глоток, он заметил пустой бокал перед стоявшим рядом с ним Филиппом Риарденом и движением большого пальца дал безмолвное указание бармену. Скаддер не обратил никакого внимания на пустой бокал Бетти Поуп, стоявшей по другую сторону от Филиппа.

– Вот что, приятель, – сказал Бертрам Скаддер, вперив взгляд куда-то рядом с Филиппом, – хотите вы этого или нет, но Закон справедливой доли представляет собой огромный шаг вперед.

– Что заставляет вас думать, что он не нравится мне, мистер Скаддер? – смиренно спросил Филипп.

– Ну что ж, его применение окажется болезненным. Длинная рука общества основательно сократит перечень имеющихся здесь шедевров. – Он указал рукой в сторону бара.

– А почему вы считаете, что я буду возражать против этого?

– Так, значит, не будете? – поинтересовался Бертрам Скаддер без особого любопытства.

– Не буду! – с пылом воскликнул Филипп. – Я всегда ставил общественное благо выше любых личных соображений. Я отдавал свое время и деньги обществу «