Атлант расправил плечи. Книга 2. Или — или - [28]

Они понимали, что Таггарт отдает себе отчет в этом, наблюдая, как он ходил среди гостей. Он передвигался в режиме азбуки Морзе — точка, тире, точка, с видом легкого раздражения, словно осознавая, скольких людей могло устрашить его неудовольствие. Подобие улыбки на его лице выражало легкое злорадство — он словно знал, что почтение к нему позорило пришедших; знал и наслаждался этим.

Хвост гостей, постоянно виляя, тащился за ним, будто их задачей было доставлять ему удовольствие игнорировать их. В этом хвосте непрерывно мерцал мистер Моуэн, там же были доктор Притчет и Больф Юбенк. Самым упорным был Пол Ларкин. Он неустанно описывал круги вокруг Таггарта, его задумчивая улыбка молила о внимании.

Иногда взгляд Таггарта скользил по толпе — быстро и украдкой, как фонарик вора; в мимической стенографии, понятной Орену Бойлу, это означало, что Таггарт кого-то искал и не хотел, чтобы это заметили. Поиски закончились, когда пришел Юджин Лоусон; он пожал Таггарту руку и сказал, причем его отвислая нижняя губа походила на подушку, призванную смягчить удар:

— Мистер Мауч не смог прийти, Джим. Мистер Мауч очень сожалеет, он даже приказал подготовить его самолет к вылету, но в последний момент возникли непредвиденные обстоятельства, вопрос национальной важности…

Таггарт стоял неподвижно, молчал и хмурился.

Орен Бойл взорвался смехом. Таггарт так резко повернулся к нему, что остальные ретировались, не дожидаясь сигнала.

— Ты что это делаешь? — рявкнул Таггарт.

— Веселюсь, Джимми, просто веселюсь, — сказал Бойл. — Висли твой мальчик на побегушках, вернее, был таковым?

— Я знаю одного моего мальчика на побегушках, и ему лучше не забывать об этом.

— Кто это? Ларкин? Ну, не думаю, что ты говоришь о нем. А если это не Ларкин, то, мне кажется, тебе нужно аккуратнее пользоваться притяжательными местоимениями. Я не имею в виду возрастную категорию, я знаю, что выгляжу молодо для своих лет, но я не переношу местоимений.

— Очень умно. Смотри только, умник, как бы у тебя от большого ума не начались неприятности.

— Если они действительно начнутся, лови момент. Но только если, Джим, если.

— Беда людей, которые себя переоценивают, в том, что у них короткая память. Вспомнил бы лучше, кто помог тебе выбить с рынка металл Реардэна.

— Почему же, я помню, кто мне это обещал. Особа, которая потом дергала за каждую ниточку, за которую могла ухватиться, чтобы предотвратить выход именно этого указа, так как посчитала, что в будущем ей потребуются рельсы из металла Реардэна.

— Потому что ты потратил десять тысяч долларов, спаивая тех, кто, как ты надеялся, сможет воспрепятствовать указу о замораживании облигаций!

— Да. Именно так я и делал. У меня были приятели, владеющие железнодорожными облигациями. И кроме того, у меня тоже имеются друзья в Вашингтоне, Джимми. Да, твои друзья побили моих в деле с замораживанием, но мои побили твоих в деле с «Реардэн стал» — и я это не забыл. Но какого черта! Я на тебя не в обиде, именно так и надо делать дела, только мне-то не надо вешать лапшу на уши, Джимми. Оставь это для фраеров.

— Если ты не веришь, что я всегда старался делать для тебя все что могу…

— Уверен, что старался. Лучше некуда — учитывая обстоятельства. И дальше будешь стараться, пока у меня есть кто-то, кто нужен тебе, и ни минутой дольше. Поэтому я просто хотел тебе напомнить, что и у меня есть приятели в Вашингтоне. Приятели, которых нельзя купить за деньги, — такие же, как твои, Джимми.

— Что это ты такое плетешь?

— То самое. Те, кого ты покупаешь, не стоят ни фига, ведь кто-нибудь может предложить им больше, поэтому поле открыто для всех, это напоминает старомодную конкуренцию. Но если у тебя есть компромат на человека, он твой, лиц, предлагающих более высокую цену, не будет, и ты можешь рассчитывать на его дружбу. Что ж, у тебя есть друзья, у меня они тоже имеются. У тебя есть друзья, которых я могу использовать, и наоборот. Разве я против? Какого черта! Каждый чем-нибудь торгует. Если не деньгами — а век денег прошел, — то людьми.

— На что это ты намекаешь?

— Просто объясняю кое-что, что тебе надо запомнить. Возьмем, к примеру, Висли. Ты обещал ему место заместителя директора Отдела экономического планирования — чтобы обставить Реардэна во время подготовки законопроекта о равных возможностях. У тебя были связи, и я попросил тебя это сделать — в обмен на резолюцию «Против хищнической конкуренции», там были связи у меня. Висли свое дело сделал, а ты уж постарался, чтобы у тебя все было на бумажке. Уверен, что у тебя есть письменные подтверждения всех сделок, которые он провернул, чтобы закон был принят, и при этом брал у Реардэна деньги, чтобы закон провалить, так что Реардэн ни о чем не подозревал. Грязные сделки. Они причинят большие неприятности мистеру Маучу, если выплывут на свет. Ты сдержал свое обещание и добыл ему местечко, поэтому-то тебе казалось, что он твой. И он был твоим. Он принес изрядные барыши, правда? Но это все до поры до времени. Когда-нибудь мистер Висли Мауч может приобрести слишком большое влияние, а эти его делишки останутся в далеком прошлом, и никому не будет дела, как он начал карьеру и кого надул. Нет ничего вечного. Висли был человеком Реардэна, потом твоим, а завтра он может оказаться чьим угодно.