Атаман Семенов - [2]

Староста, стеная, кряхтя, исчезал в соседней комнате, через несколько минут выносил деньги.

— Душегуб ты, Линь, — крутил головой Ефим Бычков, хлюпал носом обиженно, — креста на тебе нет.

— Креста нет, это точно. — Желтолицый Линь заходился в смехе, сгребал монеты в руку, пересчитывал их и хвалил хозяина: — Молодец, Ефим, на этот раз не обманул меня. — Хотя обмануть Линя было трудно — в русских деньгах он разбирался не хуже Ефима Бычкова. — Молодец, паря!

Вытаскивал нож из столешницы, засовывал его в чехол, сшитый из кабаньей пашины, и уходил.

Через несколько минут китайцы покидали Сучан-Кневичи.

В конце концов платить поборы стало невмоготу, и староста, покряхтев, расчесав в раздумиях затылок до крови, надел лучший свой пиджак, нацепил на него медальку, полученную за беспорочную службу, и поехал на станцию Гродеково жаловаться на Желтолицего Линя командиру Первого Нерчинского полка генерал-майору Перфильеву. Перфильев лишь недавно был произведен в генералы и ожидал нового назначения. В полку его любили и жалели, что Перфильев уходит.

Перфильев обещал Ефиму Бычкову укоротить Желтолицего Линя, проводил старосту до дверей кабинета; прощаясь с ним, подал руку.

— Скоро мои люди появятся у вас.

— Жду с нетерпением. — Староста наклонил напомаженную, с ровным пробором голову.

— Только постарайтесь, чтобы солдат моих никто не видел, — попросил генерал-майор. — От секретности операции очень многое зависит. Слишком уж граница у нас щелястая, ветер в дырах свистит.

— Не извольте сомневаться, ваше превосходительство, — староста вновь наклонил напомаженную голову, — я ведь, сам в этом очень заинтересован. Назад дороги нет. Если Желтолицый Линь о чем-нибудь узнает, то мне же первому и отрежет голову.

Командир полка был вежливым человеком, проводил деревенского старосту дальше, чем было положено, — до входной двери.

Группа нерчинцев выехала вечером, когда было уже темно. С собою взяли винтовки, патроны, немного еды. С провиантом да с кормом для лошадей Ефим Бычков просил не беспокоиться — эти заботы он брал на себя.

Едва миновали последние домики станции Гродеково, как сразу погрузились в вязкую, густую черноту, в которой невозможно было увидеть даже холку собственного коня.

В число отряженных пяти человек Семенов включил и шустрого Белова. В обещании, данном помощнику командира полка самому во всем разобраться, на месте, была некая доля игры — Семенов слышал и о набегах на Сучан-Кневичи, и о Желтолицем Лине — слухами ведь земля полнится, — но как будет действовать, пока не знал. С этим-то он точно определится на месте. Сейчас попусту гадать нечего.

Кони шли ходкой рысью — понукать не надо было, — перед тем как выехать, Семенов приказал хорошенько накормить их. Местами черный лес подступал вплотную к дороге, и тогда Семенов, на ходу сдергивая с себя винтовку, клал ее на луку седла. Зима нынешняя выдалась не только капризная, но и голодная, из тайги на тракты выходит много волков, в Гродеково они напали на жену железнодорожного стрелочника, на несчастье свое заплутавшую на окраине станции, и если бы не казаки из учебной команды, случайно проезжавшие мимо, волки так бы и закатали ее, пустили бы на свою звериную закуску, а так женщина, считай, легко отделалась — клыкастые покусали ей только правую руку и ноги.

В глубине леса иногда помаргивали слабые гнилушечьи огоньки, исчезали, затем возникали вновь, и от их таинственного мерцания делалось не по себе, по телу пробегал холод.

Впрочем, волков Семенов не боялся, а вот нечистой силы побаивался, это в него было вживлено еще с детства — от волков можно отбиться чем угодно — винтовкой, факелом, топором, палкой, лопатой, ломом, косой, а вот от леших не отобьешься — окружат, защекочут, зацелуют и удавят. Да и волк — не дурак. Он на вооруженного человека не полезет — издали чувствует запах патронов, пороха, горелого ствола, а лешим на горелый ствол наплевать, они пороха и пуль не боятся.

Глубокой ночью казаки, встреченные ленивым перебрехиванием сонных кобелей, прибыли в Сучан-Кневичи; староста, несмотря на поздний час, встретил их на пороге дома, радостно потер руки:

— Ну, теперь лимону этому — хана!

— Хана! — спокойно подтвердил Семенов.

Утром староста сообщил сельчанам, что решил возводить новый дом — большую пятистенку с высокой, в половину человеческого роста завалинкой и для этого нанял в Гродеково пятерых работников — ловких мужиков: пусть они к весне выберут в лесу сухостойные лиственницы — дерево, как известно, вечное, гниению не поддающееся — срубят их, обработают, вывезут, свяжут венцы, а уже летом, когда грянет настоящее тепло, начнут стройку.

Дом должен быть удобным, широким, разумно спланированным — староста собрался выдавать замуж свою красавицу дочь и при этом ставил условие: новоиспеченный родственник должен переехать жить к нему, в тот самый дом, что будет срублен.

Весть о новых работниках и великих планах Ефима Бычкова обязательно дойдет до ушей Желтолицего Линя, поэтому появление свежих лиц не вызовет вопросов у предводителей хунгузов. Что же касается казачьих коней, то их Ефим глубоко запрячет в конюшне, так что ни один человек, даже из своих, не говоря уже о чужих, не узнает о них.