Атаман Платов - [136]
Задержали атамана и обстоятельства личного свойства: сам он был слаб здоровьем, старший сын находился в жестокой горячке, очевидно, после ранения. Но главное — известие о смерти жены, полученное из Новочеркасска. По свидетельству Михаила Семеновича Воронцова, Матвей Иванович столь мучительно переживал кончину Марфы Дмитриевны, что на старика больно было смотреть.
Пребывая в главной квартире и готовясь к новым сражениям за освобождение Европы, Платов занялся укреплением своих войск. За время, минувшее с начала контрнаступления, казаки-ополченцы «от старости лет и дряхлости никак уже не могли нести полевой службы» и превратились в «одну только тягость» для остальных. Поэтому Матвей Иванович демобилизовал и отправил домой не менее двух тысяч больных и увечных, а вместо них вызвал на укомплектование донских полков «19-летних выростков», достигших призывного возраста. Атаман уверял главнокомандующего, что пополнение придет в конце февраля или в начале марта.
От Одера до Эльбы
За Одером, между Штеттином и Франкфуртом, у Наполеона было всего около 40 тысяч человек. А в одной только армии П. X. Витгенштейна, наступавшей на правом фланге, насчитывалось не менее 30 тысяч штыков и сабель. С присоединением же к ней прусских корпусов Ф. В. Бюлова и Г. Д. Йорка эта цифра могла удвоиться.
«Превосходство наших сил, к коим присоединяется ныне все прусское войско для поражения общего врага, — писал князь Кутузов графу Витгенштейну, — подает нам удобный случай разбить совершенно сей остаток неприятельских войск, и для того сообщаю Вашему Сиятельству общий план действий…»
Основная идея плана сводилась к окружению и истреблению довольно крупной группировки французских войск, сосредоточенных в Берлине, силами казаков Платова, армии Витгенштейна и прусских корпусов Бюлова и Йорка.
Однако в самом начале февраля к Одеру подошли только казаки Чернышева, Теттенборна и Бенкендорфа. Северная армия Витгенштейна была еще далеко, а корпуса Бюлова и Йорка ожидали решения своего правительства, чтобы присоединиться к русским.
5 февраля казачьи полки Чернышева переправились через Одер в районе Кюстрина, а отряд Теттенборна, австрийского полковника, который еще в августе прошлого года вступил в русскую службу, форсировал реку у Шведта. Командиры договорились объединить свои силы для совместного овладения Берлином. Внезапность нападения должна была компенсировать малочисленность атакующих.
7 февраля отряды соединились в Ландсберге. На следующий день они скрытно от неприятеля подошли к Берлину и заняли исходные позиции. Ожидали лишь броска бригады М. Г. Власова на Шарлоттенбург, который должен был послужить сигналом к общей атаке.
Начался отчаянный галоп донских воинов по параллельным улицам прусской столицы. Вдохновляясь примером командиров, они четыре раза врубались в скопления французских войск, обращали их в бегство и остановились только на Александрплац перед выстроенным каре с восемью пушками, после чего организованно отступили, уведя с собой 18 офицеров и более 600 рядовых. Убито же было гораздо больше.
Убыль в людях у русских не превышала 150 человек убитыми и ранеными. В числе последних оказался «храбрый войсковой старшина Комиссаров», поймавший пулю в левую руку.
По утверждению генерал-адъютанта Чернышева, казаки оставались в городе около двух часов.
Несколько дней спустя некий свидетель этого дерзкого начета писал другу:
«…Все началось с того, что в полдень через Бранденбургские ворота ворвались казаки, рассеяли и частично перебили охрану и с неслыханной смелостью в одиночку или небольшими группами промчались от одного конца города до другого… Утверждают, что среди них были переодетые пруссаки, потому что они прекрасно разбирались в улицах и немного говорили по-немецки…
Наши защитники были охвачены паническим страхом. Можно подумать, что несколько тысяч казаков вызвали такое замешательство… Их, конечно, никто не считал…»
В самом деле, сколько казаков ворвалось в Берлин? Четыре неукомплектованных полка, общая численность которых едва ли превышала тысячу человек. Автору письма казалось, что их было раза в три больше.
Удержаться в Берлине, гарнизон которого насчитывал до 18 тысяч человек, казаки, естественно, не могли. Они отступили и остановились на расстоянии пушечного выстрела от заставы. Французы пытались оттеснить их от города, но были отбиты ружейным и артиллерийским огнем. У стен прусской столицы отличились также гусары и драгуны Теттенборна…
А весна вступила в свои права. «Какая сладость разливается в мире! Как приятно жить и дышать в это время!» — захлебывался от восторга русский офицер Федор Николаевич Глинка.
Будущий декабрист Ф. Н. Глинка «плыл» на бричке, а солдаты Главной армии шли пешком по дорогам, превратившимся в реки. Но и они добрели до Калиша, красивого городка на берегу Просни, населенного в основном немцами, где 16 февраля состоялось подписание союзного договора с берлинским королевским двором о совместной борьбе с наполеоновской Францией. По условиям договора Россия брала на себя обязательство положить оружие не раньше, чем Пруссия будет восстановлена в границах 1806 года, а все германские государства снова обретут независимость. Командование всеми прусскими войсками возлагалось на генерала Гебхарда Леберехта Блюхера.
Генерал Алексей Петрович Ермолов — блистательный полководец, герой Отечественной войны 1812 года, успешный дипломат и суровый администратор. Его боготворили солдаты, им восхищались друзья и ненавидели враги, на него сделали ставку декабристы и… ошиблись. Он был человеком власти и порядка, но власть не доверяла ему. Почему? На этот и многие другие вопросы читатель найдет ответ в новой книге В.И. Лесина, представляющей собой самое полное на сегодняшний день жизнеописание этого выдающегося русского человека.
В год Полтавской победы России (1709) король Датский Фредерик IV отправил к Петру I в качестве своего посланника морского командора Датской службы Юста Юля. Отважный моряк, умный дипломат, вице-адмирал Юст Юль оставил замечательные дневниковые записи своего пребывания в России. Это — тщательные записки современника, участника событий. Наблюдательность, заинтересованность в деталях жизни русского народа, внимание к подробностям быта, в особенности к ритуалам светским и церковным, техническим, экономическим, отличает записки датчанина.
«Время идет не совсем так, как думаешь» — так начинается повествование шведской писательницы и журналистки, лауреата Августовской премии за лучший нон-фикшн (2011) и премии им. Рышарда Капущинского за лучший литературный репортаж (2013) Элисабет Осбринк. В своей биографии 1947 года, — года, в который началось восстановление послевоенной Европы, колонии получили независимость, а женщины эмансипировались, были также заложены основы холодной войны и взведены мины медленного действия на Ближнем востоке, — Осбринк перемежает цитаты из прессы и опубликованных источников, устные воспоминания и интервью с мастерски выстроенной лирической речью рассказчика, то беспристрастного наблюдателя, то участливого собеседника.
«Родина!.. Пожалуй, самое трудное в минувшей войне выпало на долю твоих матерей». Эти слова Зинаиды Трофимовны Главан в самой полной мере относятся к ней самой, отдавшей обоих своих сыновей за освобождение Родины. Книга рассказывает о детстве и юности Бориса Главана, о делах и гибели молодогвардейцев — так, как они сохранились в памяти матери.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.