Атаман Платов - [132]
Наставляя атамана перед походом через границу, главнокомандующий требовал предупредить казаков, чтобы они не чинили грабежей «и вообще никаких обид» мирным жителям, ибо это несообразно не только с его «видами, но и совершенно противно воле государя императора».
Понятно, не пользуйся казаки дурной славой грабителей, не было бы и необходимости предупреждать их. Атаман предупредил, пригрозив строжайшим наказанием за ослушание. На время донские корсары утихомирились…
Вечером 2 декабря донские полки Платова двумя отрядами пустились за отступающими французами: один — по левому берегу Немана к Тильзиту, другой — по дороге на Вильковиск. Сам же атаман с частью своего корпуса остался в Ковно ожидать отставших казаков.
Сидя в пограничном городе, Матвей Иванович ежедневно принимал от казаков и отправлял в Вильно до тысячи «изнуренных, израненных, убитых холодом» пленных. Уже в течение первой недели остатки Великой армии, отступавшие к Тильзиту, были «истреблены совершенно». Атаман убеждал главнокомандующего, что и та ее часть, которая потянулась по дороге на Вильковиск, до Вислы не дойдет, ибо французы умирали, как мухи, — «не менее четырехсот человек» в сутки.
На эти войска Наполеон рассчитывать не мог. Но за Неманом у него было около 70 тысяч человек, сосредоточенных на флангах: в Восточной Пруссии — корпуса Макдональда и Йорка и в районе Варшавы — Шварценберга и Ренье. Общее командование над обеими группировками император поручил испытанному Мюрату.
В середине декабря Кутузов определил направление главного удара на Кенигсберг, куда двинул корпус Платова в составе 24 казачьих полков, а справа и слева от него пустил войска Витгенштейна и Чичагова. Общее командование этой группировкой численностью около 60 тысяч человек он возложил на адмирала, месяц назад упустившего Наполеона при переправе через Березину. Перед ним была поставлена задача «не допустить Макдональда к соединению с главными неприятельскими силами».
Мюрат, убедившись в том, что ему не удастся закрепиться на рубеже правого берега Вислы, приказал отводить войска за реку, усилить там гарнизоны крепостей и, опираясь на них, остановить наступление русских.
В течение двух недель за Неманом действовали только казаки Платова. В середине декабря на левый берег реки переправились 3-я Западная армия Чичагова и отдельный корпус Витгенштейна. Боевые действия русских войск сразу же приняли наступательный характер.
Отношение казаков к мирным жителям Европы беспокоило не только Кутузова, но и командующего группой войск Чичагова. В предписании Платову от 19 декабря адмирал выразил уверенность, что «при вступлении в пределы Пруссии» атаман употребит «все возможные меры к соблюдению в корпусе строжайшей дисциплины и порядка» и не допустит «ни малейшего самоуправства и насилия, тем более что край сей по известным дружественным расположениям государя императора не должен почитаться неприятельским…».
Понять беспокойство Кутузова и Чичагова нетрудно: вступая в пределы Восточной Пруссии, важно было расположить население к русской армии, вовлечь его в освободительную борьбу против наполеоновской агрессии. Опыт же всех минувших войн свидетельствовал, что казаков надо постоянно держать под надзором. Атаман в очередной раз заверил фельдмаршала и адмирала, что давно уже дал своему корпусу соответствующий приказ…
Едва войска адмирала П. В. Чичагова и графа П. X. Витгенштейна переправились через Неман, как прусский генерал Г. Д. Йорк подписал Таурогенскую конвенцию о нейтралитете и прекратил военные действия, ослабив корпус маршала Ж. С. Макдональда сразу в пять раз. Последнему пришлось бежать, чтобы русские не отрезали ему путь отступления на Кенигсберг.
Мюрату не удалось организовать сопротивление русским на правом фланге их наступления в Восточную Пруссию. Он покинул Макдональда и срочно отъехал в Эльбинг, чтобы закрепиться на берегах Вислы, куда из районов Белостока и Гродно подходили саксонские и австрийские войска Ренье и Шварценберга.
Витгенштейн слишком поздно переправился через Неман, чтобы успеть отрезать Макдональду пути отхода к Кенигсбергу. Поэтому перед ним ставилась задача преследовать ослабленный французский корпус и нанести ему «сильное поражение». В то же время армия Чичагова и казаки Платова, «ускоряя марш», должны были не допустить противника к Эльбингу и Висле.
Почти три недели многочисленные партии казаков находились в постоянном «поиске» на возможных путях движения неприятеля и поддерживали сообщение между армией П. В. Чичагова и корпусом П. X. Витгенштейна. Сам же М. И. Платов по-прежнему оставался в Ковно, где задержался аж до 20 декабря. Поползли какие-то грязные слухи, исходившие, по-видимому, от графа В. В. Орлова-Денисова, который «по молодости лет сильно капризничал». Смысл генеральских сплетен могло бы прояснить письмо лейб-медика Я. В. Виллие, полученное атаманом в эти дни, но я не нашел его. Зато сохранился ответ Матвея Ивановича «истинному другу Якову Васильевичу». Приведу несколько строк из него:
«…За искренние объяснения ваши на счет меня некоторых завистников в рассуждении службы моей чувствительнейше вас благодарю. Бог видит, сколько предана душа моя ко всемилостивейшему монарху моему и любезнейшему Отечеству. Кто же может потемнить ревностнейшее служение мое… когда оно чисто…
Генерал Алексей Петрович Ермолов — блистательный полководец, герой Отечественной войны 1812 года, успешный дипломат и суровый администратор. Его боготворили солдаты, им восхищались друзья и ненавидели враги, на него сделали ставку декабристы и… ошиблись. Он был человеком власти и порядка, но власть не доверяла ему. Почему? На этот и многие другие вопросы читатель найдет ответ в новой книге В.И. Лесина, представляющей собой самое полное на сегодняшний день жизнеописание этого выдающегося русского человека.
«Время идет не совсем так, как думаешь» — так начинается повествование шведской писательницы и журналистки, лауреата Августовской премии за лучший нон-фикшн (2011) и премии им. Рышарда Капущинского за лучший литературный репортаж (2013) Элисабет Осбринк. В своей биографии 1947 года, — года, в который началось восстановление послевоенной Европы, колонии получили независимость, а женщины эмансипировались, были также заложены основы холодной войны и взведены мины медленного действия на Ближнем востоке, — Осбринк перемежает цитаты из прессы и опубликованных источников, устные воспоминания и интервью с мастерски выстроенной лирической речью рассказчика, то беспристрастного наблюдателя, то участливого собеседника.
«Родина!.. Пожалуй, самое трудное в минувшей войне выпало на долю твоих матерей». Эти слова Зинаиды Трофимовны Главан в самой полной мере относятся к ней самой, отдавшей обоих своих сыновей за освобождение Родины. Книга рассказывает о детстве и юности Бориса Главана, о делах и гибели молодогвардейцев — так, как они сохранились в памяти матери.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)
Автор этой документальной книги — не просто талантливый литератор, но и необычный человек. Он был осужден в Армении к смертной казни, которая заменена на пожизненное заключение. Читатель сможет познакомиться с исповедью человека, который, будучи в столь безнадежной ситуации, оказался способен не только на достойное мироощущение и духовный рост, но и на тшуву (так в иудаизме называется возврат к религиозной традиции, к вере предков). Книга рассказывает только о действительных событиях, в ней ничего не выдумано.
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.