Атаман Метелка - [11]
Дондуков, насупив брови, вновь приблизил к глазам подзорную трубу. Увидел: на кусте колючки качалась казацкая шапка. Видно, вихрем сорвало. Все же подъехал ближе. За кустами темнело русло усохшего ручья. На дне храпела запаленная лошадь. Рядом лежал казак, зажав в руке рукоять плети.
Дондуков приказал влить ему в рот воды. Ножом разжали стиснутые зубы. Казак открыл глаза, огляделся и прошептал:
— Попался!
Дондуков, горя нетерпением, тормошил его:
— Где остальные? Где атаман? Куда делись?
Князь говорил по-русски, казак понял его и махнул вдоль ручья рукой:
— Туда подались. Их не нагнать. Нам пятерым атаман велел для отвода глаз скакать ровной степью… Мы сюда свернули, когда вихрь налетел, да вот лошадь моя не сдюжила…
— А где самозванец? Злодей Пугач куда делся? — уже кричал Дондуков и бил казака плетью.
— Не знаю, — хрипел казак, — с нами не было…
— Кто же вел вас?
— Атаман Заметайлов.
Азарт погони сразу погас. Счастье не заарканишь. Мало ли всяких атаманов. За каждым не угонишься. А за голову самозванца будет награда, и немалая… Дондуков отстегнул кожаную бутылку от седла и стал с жадностью глотать нагретый солнцем кумыс.
Урочище Джар-Булак встретило угрюмым шелестом сухих прибрежных камышей. На выбитой от камыша чистине дымил костер. Обрадовался Заметайлов: значит, батюшка уже здесь. Подъехал ближе и увидел, что у берега расположилась партия черноволосого есаула. Заметайлова удивило и обеспокоило, что батюшки-государя здесь не оказалось. А ведь уговор был. Зато есаул доволен. Оглядываясь вокруг, он приговаривал:
— Горевать рано, место привольное: топливо, вода, дичи всякой, корм есть — чего не ждать? Вот коли бы где на песках довелось аль среди голого места, тогда все одно пропадай. А здесь отсидимся.
— Тебя как звать? — спросил есаула Заметайлов.
— Кузьмой при святом крещении нарекли.
— Так вот, Кузьма, не сидеть мы сюда приехали. Может, где государь-батюшка нашей помоги ждет. Если бы не беда какая, давно бы ему здесь быть. Обождем еще день.
Через два дня повел Заметайлов своих людей в сторону Большого Узеня. Думал, может, ослышался, когда совет держали, и вместо Большого пошел к Малому Узеню. Во все стороны посылал разъезды. Два человека, отправленных к Чартаклинскому урочищу, вернулись на взмыленных лошадях. Молодой курносый парень, которого звали Петруха Поводырь, скороговоркой начал говорить что-то о солдатах.
— Да не спеши ты, трещишь как сорока на ветру, — одернул атаман. — Ты говоришь, сколько этих собак было?
— Человек пять гусар, о двуконь, все мы хорошо разглядели, правду я говорю? — обернулся к старому сивоусому казаку, с которым вместе были в разъезде.
— Истинно так, — поддакнул казак.
— А вы близко ли подъезжали? — пытливо посмотрел на них Заметайлов.
— А то нет?! — тряхнул головой курносый. — Мы и шапки по-киргизски вывернули, чтоб не так в глаза бросались с первого разу. Это недалеко от дороги было, у старых мазаров. Подобрались мы к ним сзаду. Нам-то их видно, а им за мазарками не видать… Кони все на приколах, важные кони. Только заморенные крепко. У стены пики поставлены, ружья при каждом да тесаки. Видно, притомились сильно, лежат в тени, отдыхают… Только хотели мы отъехать, да саврасый, прострели те брюхо, как заржет, те и встрепенулись… Хорошо, успели мы выстрелить по разу. Одного наповал, а те на коней — и ну ходу. Думали, за нами будут гнаться, а они от нас…
— Экие дурни, видно, то их разъезд, а вы шум подняли, — забеспокоился Заметайлов.
— Может, и разъезд, — согласился курносый, — мы потом к убитому подъехали, ружье да сумку взяли. Сейчас покажу…
Парень встал, подошел к лошади, отвязал от седла кожаную сумку с медным двуглавым орлом на крышке и передал ее атаману. Сумка была офицерской. Заметайлов торопливо отстегнул ремни. В сумке белели бумаги. Достал пакет астраханскому губернатору Кречетникову, скрепленный сургучной печатью. Быстро надорвал и вынул мелко исписанный лист. Стал читать про себя: «…Сего сентября 25 числа господин генерал-майор и кавалер Мансуров через письмо уведомил меня, что известный злодей, беглый с Дону казак Пугачев, в Яицкой степи около Большого Узеня пойман, а сего 30 числа получил я рапорт от находящегося в Яике господина полковника Симанова, коим тоже подтверждая дал знать, что он, Пугачев, по поимке сего же 15 числа привезен в Яик и содержится там под крепким караулом…»
Будто оборвалось все внутри Заметайлова. Тихо присел он, не выпуская бумаги из рук, на сухую траву. Сивоусый казак, видя, как побледнело лицо атамана, спросил:
— Аль весть какая? Плохо тебе, батюшка?
— Весть паскудная. Уж лучше бы не дожить до этого часа…
— Говори, не томи… — подступили к Заметайлову казаки.
— Государь-батюшка схвачен. Привезен в Яицкую крепость и там оберегается под великим караулом.
— Как же так? Кем схвачен? Делать-то что? — зашептались казаки.
— Схвачен-то, видно, своими, сердце мое чуяло: умышляют недоброе, — хрипло проговорил Заметайлов, — теперь будем совет вершить, как государя вызволить.
СЛЕДОМ ЗА «ДОРОГОЙ КЛАДЬЮ»
После долгих споров казаки Заметайлова порешили отбить, если удастся, государя в дороге. В том, что его повезут из Яика под сильным конвоем, атаман не сомневался. Но каким путем повезут? Степных дорог немало. Заметайлов разбил отряд на три партии, чтоб усмотреть движение по трем главным трактам — на Сызрань, на Симбирск, на Казань.
