Атака седьмого авианосца - [92]
— Нет, отставить. Мы сами сориентируемся. — Аллен показал на редеющий туман. — Ну-ка, Брент, дай-ка мне курс в створ между Эллис-Айленд и Губернаторским островом.
Брент, склонившись над гирорепитером, взглянув на визир дальномера:
— Один-восемь-пять, сэр.
— Отлично. Лево руля на один-восемь-пять.
Брент отрепетовал команду о перемене курса Каденбаху.
— Сэр, — донеслось из рубки. — На радаре — судно, пеленг ноль-три-ноль, дальность две тысячи.
— Вижу танкер! — крикнул впередсмотрящий. — Пеленг ноль-три-ноль, дальность две тысячи.
— Он идет постоянным курсом?
— Никак нет, сэр.
Брент, вскинув к глазам бинокль, уставился на огромный танкер, пересекавший им путь.
— Вижу ясно, сэр. Мы разминемся.
Аллен в сердцах стукнул кулаком по ветрозащитному стеклу.
— Чертов туман! Все одно к одному — туман, первый выход, необученный экипаж!
В эту минуту, словно высшие силы услышали адмирала, туман вдруг рассеялся, и в его раздерганных клочьях заиграло утреннее солнце. Аллен вздохнул с облегчением.
Через несколько минут «Блэкфин» уже шел посреди Аппер-Бей и потом, чуть изменив курс, оказался в Нэрроуз. Прямо по носу лежала гавань Нью-Йорка, а за ней — Атлантика, «оперативный простор», — среда обитания подводной лодки, где ей так привольно маневрировать, погружаться и всплывать, поджидать добычу и где, быть может, суждено будет остаться навсегда.
Когда проходили Нэрроуз, Брент видел слева от себя потоки транспорта — больше всего было автобусов — на Бруклинском Белт-паркуэй, а справа — доки и постройки Стэйтен-Айленда. Потом над головой протянулась великолепная арка моста Верразано, и он почувствовал, что нос «Блэкфина» — уже в море: вода перекатывалась через палубу, лодка тяжело поднималась с волны на волну, словно чуяла родную стихию и нетерпеливо рвалась к ней.
Оставив слева Нортон-Пойнт, а справа острова Хоффман и Суинберн, лодка наконец вышла в открытый океан — многоликий, переменчивый и прихотливо-разнообразный. Сегодня он показался Бренту приветливым: разглядывая бескрайнее пустое пространство, лейтенант видел, как с северо-востока медленно накатывают бесконечные ряды величественных и грузных, маслянисто поблескивающих валов, разбивающихся о корпус лодки, а она, тяжеловесная и низкосидящая, то по самую рубку уходила в воду, становясь похожей на выныривающего кита, то лениво подлетала кверху на покатой волне.
На востоке солнце уже ярко горело в чистой голубизне неба, разгоняя остатки рассветного тумана и окрашивая последние его клочья в нежно-акварельные розовые тона. Однако на севере громоздился, уходя вверх тысяч на тридцать футов, длинный ряд грозовых туч, сбитых порывами ветра в плотную серую пелену. Под ними дождевые облака, подобные сланцевым плитам, бесцельно поливали океан водой. Все остальное небо было чистым: лишь кое-где испуганной овечкой пробегало, подгоняемое ветром, прозрачное перистое облачко. Брент, поворачивая голову из стороны в сторону, впитывал все это в себя и чувствовал, как растет в нем и переполняет его безотчетная радость, которой он не испытывал уже несколько месяцев.
Не стесненные больше берегом волны становились выше, снова и снова строя из зеленоватой воды мгновенно разрушающиеся невысокие утесы.
— Полный вперед!
Набрав шестнадцать узлов скорости, приземистая тяжелая лодка на пределе отрицательной плавучести перестала безвольно качаться вверх-вниз на волнах, а, бросая им вызов, резала носом сине-зеленую воду, отбрасывая в обе стороны высокие фонтаны. Волны перехлестывали через полубак, прокатывались по палубе от форштевня до кормы, сердито били в мостик. Брент крепче вцепился в поручень ограждения, поднял капюшон штормовки. Колючие брызги впивались в лицо сотней маленьких стальных стрел, а солоноватый воздух заполнял легкие, вселяя в него ликование, которое дано изведать лишь тем, кто вступает в единоборство со стихией.
— Сэр, не продуть ли цистерну? — сказал Джордан. — Как бы наша старушка не схватила насморк.
Адмирал крикнул вниз:
— Радар! Что там не поверхности?
— Две цели, сэр: пеленг ноль-девять-семь и ноль-восемь-пять, дальность соответственно — восемнадцать и двадцать миль. И еще одна — пеленг два-один-ноль, дальность сорок, — последовал доклад. — Воздух смотреть?
— Нет, — Аллен нажал кнопку переговорного устройства: — Акустик! Начать поиск в режиме кругового обзора. — Немедленно раздались характерные гудочки подводного поиска. — Пусть попрактикуются, — сказал он Джордану.
Тот пробурчал что-то одобрительное.
Аллен повернулся к Сторджису:
— Самый полный вперед!
Рулевой двинул ручку телеграфа до отказа. Четыре могучих двигателя взревели на более высокой ноте, синие клубы дыма вырвались из выхлопных труб, забурлила вода в туче радужной, пронизанной солнцем пены. Схватка с волнами сделалась еще яростнее, форштевень стал теперь не клинком, а дубиной, пустые цистерны издавали низкое гулкое гудение, похожее на удары большого храмового барабана. Белый бурун за кормой протянулся до самого горизонта, полотнища воды взлетали высоко в небо и потоками обрушивались на мостик — все вымокли до нитки. Брент пригнулся за стеклом, крепче вцепился в него, подпрыгивая на палубе, как в седле несущейся карьером лошади. Очень быстро с непривычки заболели мышцы бедер и икр. Упоение исчезло.
Отчаянное, фанатичное сопротивление, оказанное японцами в ходе второй мировой войны, сильно удивило и озадачило западных союзников. Что скрывалось за беспрецедентным стремлением продолжать воевать после того, как война была окончена. Сержант Сойти Йокои на Гуаме продолжал действовать в течение двадцати семи лет, а лейтенант Хиро Онода тридцать лет сражался на Лубанге. Совершенно очевидно, что этими людьми двигали силы, непонятные западному сознанию. Это, прежде всего уходящий корнями в учения буддизма и синтоизма бусидо — кодекс чести самураев.
Пока суперсовременное вооружение оказывается бессильным из-за китайской спутниковой системы, в мире поднимают головы оголтелые террористы. Только бесстрашная и отважная самурайская команда «Йонаги» противостоит ливийскому диктатору и его окружению.Авианосец «Йонага», как самое мощное боевое оружие, готовится дать бой преступникам.
Джихад, объявленный «мировому империализму» ливийским диктатором, окончился провалом. Решающий вклад в одержанную над врагами свободного мира победу внесли самоотверженные действия команды «Йонаги», корабля, вернувшегося в наш мир из прошлого.Однако священная для экстремистов война с «неверными» не завершена. Теперь агрессоры намерены прибегнуть к удушению ненавистной им Японии экономическими мерами. Если отсечь островное государство от источников нефти, то японцы будут поставлены на колени.И вновь на пути фанатиков становится «Йонага» — седьмой авианосец императорского военно-морского флота Японии.
Только Авианосец «Йонага» способен принять вызов, брошенный миру ордами террористов. Его офицеры — самураи и команда, состоящая из японцев, американцев и их соратников по борьбе, не сомневаются в победе над врагами свободы.Однако террористы создали на островах базы, позволяющие наносить удары по Токио.
Старая любовь не ржавеет, и адвокат Брейди Койн сразу соглашается помочь, когда его бывшая любовь Алекс Шоу просит его представлять интересы ее брата Гаса при разводе. Пока Брейди и Алекс пытаются разобраться в своих чувствах, Гаса находят мертвым. Алекс не верит в версию о самоубийстве брата. Кому выгодна смерть бывшего фоторепортера?
Странные, зловещие и не укладывающиеся в голову события происходят в современном мегаполисе. У таинственного бизнесмена неизвестные жестоко убивают жену, а затем кто-то похищает ее тело из могилы. В его жизни появляется красивая и загадочная женщина, чтобы помочь ему выполнить безумную миссию. Кто-то заказывает в ювелирной мастерской клетку из чистого золота высотой в человеческий рост, весом в 158 килограммов и стоимостью шестьсот миллионов рублей. Древний Орден красного льва, основанный самым знаменитым чернокнижником Российской империи Яковом Брюсом, которого называли "русским Нострадамусом" и "личным колдуном" Петра Великого, и о котором сложено много невероятных легенд, ведет охоту на человека, который способен изменить этот мир раз и навсегда.
Это — роман-предупреждение. Роман о том, как, возможно, и НЕ БУДЕТ, но МОЖЕТ БЫТЬ. И если так будет — это будет страшно… Это невероятная смесь реальности и фантастики, политического триллера и антиутопии, настоящего и будущего, книга, в которой трудно отличить вымысел от истины. Страна стоит на пороге перемен. Страна стоит перед выбором. И если выбор будет неверный, случится СТРАШНОЕ. Если промолчат миллионы людей, к власти придут единицы тех, кого назвать людьми нельзя. И тогда Бог отвернется от страны, отдавшейся во власть дьяволу.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Знаменитый американский прозаик хладнокровно анализирует души своих героев - преступников и обывателей - и показывает без прикрас изнанку жизни.В романе "Сейчас и на земле" безработный писатель Диллон устраивается на авиационный завод, но видит там то же, что и везде, - хищничество и обман.В романе "Преступление" перед читателем предстает лицемерное общество, которое вынуждает суд обвинить невиновного подростка в убийстве девочки.В романе "Побег" два преступника грабят банк и совершают затем серию кровавых преступлений...Содержание:Сейчас и на земле (роман, перевод П.
…От чего зависит будущее страны? Вы, наверное, думаете, что от валютно-золотых резервов? Может быть. Но у автора есть и другая версия. Одна из героинь его романа каждое утро ездит из пригорода в Киев, чтобы за деньги сдать грудное молоко. Один аптекарь за свои фармацевтические эксперименты расплачивается жизнью. Один политик строит у себя на даче церковь, чтобы уединяться в ней с Богом и с бутылкой «Хэннесси». И от всех троих зависит будущее Украины. Только вот неизвестно: всем ли понравится такое будущее?…