Атака седьмого авианосца - [77]

— А там что? — осведомился Бернштейн, показывая на корму.

— Кормовое машинное отделение и кормовой торпедный отсек. Прошу за мной.

— Нет. Пока прервем нашу экскурсию, — сказал адмирал. — Полковник Бернштейн, Росс, Уильямс, вам пора в гостиницу. Но вас, — обратился он к негру, — я задержу еще на пять минут.

— Есть, сэр.

Офицеры тронулись в обратный путь в кают-компанию.

Брент, заметив у ворот дока будку телефона, ринулся туда, а Бернштейн тактично остался в отдалении ждать Уильямса. Брент набрал номер Дэйл, и она сняла трубку в ту же минуту.

— О Брент, как приятно слышать твой голос.

— А мне — твой, — сказал он и принялся объяснять, что уже прибыл к новому месту службы, совсем забыв, что Дэйл имеет к его назначению на «Блэкфин» самое прямое отношение.

— Да я знаю, знаю! Я ждала твоего звонка. Скажи лучше, когда мы увидимся.

— Мы «без берега».

— Вот, тебе на!

— Поселили нас в «Оукмонте».

— В этом клоповнике?

— Твое ЦРУ расщедрилось.

— Ну, я тут ни при чем. Я знаю, где этот, с позволения сказать, отель. Недалеко от Шестьдесят восьмой улицы.

— Мне это ни о чем не говорит.

— На углу Двадцать третьей и Вест. Это за пределами базы. Так что ты уже на «берегу». Почему же мы не можем увидеться?

От звука ее голоса, от мысли, что она сейчас одна, Брента опахнуло жаром, и он ощутил такое знакомое желание, но стиснул зубы и покачал головой, словно Дэйл могла это видеть:

— Извини, Дэйл… Это было бы непорядочно по отношению ко всем детальным: они-то заперты на лодке или в бараках на базе. Я не чувствую себя вправе…

— Я — сотрудник ЦРУ!

— Знаю. И тем не менее…

— Но как же нам тогда встретиться? — с печалью и тревогой спросила она.

— Не знаю, — изменившимся от досады голосом сказал Брент. Он на мгновение задумался: — Завтра стою вахту, а в четверг мы должны быть в ООН.

— В четверг? Черт, в четверг я — в Лэнгли, у начальства. А что тебе понадобилось в ООН?

— Люди из Организации Освобождения Палестины желают встретиться с представителями адмирала Фудзиты.

— Убийцы! Кровавые подонки! Только они будут?

— Не знаю, Дэйл, — он саданул кулаком по монетоприемнику. — В пятницу вечером, а? Постараюсь выцарапать увольнительную. Как насчет пятницы?

— Хорошо! Хорошо, Брент! Приходи ко мне, я что-нибудь приготовлю повкуснее, поужинаем вдвоем…

Снова Брент стал переминаться с ноги на ногу, охваченный зудом нетерпения.

— В «холодильник»?

Она рассмеялась.

— Вот именно. Адрес у тебя есть. Это недалеко от твоей мерзкой гостиницы. Знаешь, — сказала она, чуть понизив голос, словно бы для того, чтобы тон соответствовал зловещему смыслу слов, — ходят слухи, что твой друг Кеннет — тоже здесь.

Брент почувствовал, как чаще забилось у него сердце, запульсировала жилка на шее:

— Розенкранц? — Дэйл Макинтайр, похоже, знала все.

— Да. Он вербует летчиков-наемников. Кроме того, Каддафи поручил ему встретиться без лишней огласки с иранскими и иракскими дипломатами.

— Ты, пожалуйста, держи меня в курсе, Дэйл. У меня с этим человеком свои счеты.

— Знаю. Хорошо. А про аятоллу ты не слышал? — Брент молчал. — Про Хомейни? Стало известно — опять же, это слухи, — будто бы он намерен прекратить войну с Ираком и примкнуть к джихаду против Израиля и «Йонаги».

— Боже, сто миллионов фанатичных мусульман!..

— Я думаю, этим и объясняется появление Розенкранца в Нью-Йорке: он будет встречаться с представителями Садата и Хомейни в ООН.

— Чушь какая-то.

— Нет, это не чушь: разве ты не знаешь арабов? Они ни за что не поедут на переговоры в столицу враждебного государства. И персы — тоже. А если устроить встречу здесь или где-нибудь в Женеве, можно сохранить лицо.

— Да нет, я говорю «чушь» потому, что Розенкранц — летчик, истребитель, убийца… Из него дипломат — как из меня балерина.

— Ты его недооцениваешь, Брент. Он принял ислам и стал чуть ли не первым человеком у Каддафи. На нем замыкается вся истребительная авиация. Каддафи доверяет ему больше, чем своим генералам.

Брент в сердцах стукнул кулаком по аппарату так, что тот звякнул.

— Эй! Алло! Ты здесь?

— Да! Я здесь и я очень хочу тебя видеть.

— В пятницу вечером, Брент.

— Если не будет складываться, я позвоню.

— Сделай так, чтобы сложилось.

— Сделаю. Постараюсь. — Брент видел, что к нему уже приближаются Уильямс и Бернштейн. — Мне пора идти.

— Я соскучилась, Брент. Я все время о тебе думаю.

— А я — о тебе.

— В пятницу.

— В пятницу, даже если мне придется удрать с лодки. К черту войну, и ООН — туда же.

Они одновременно и неохотно повесили трубки.

Отель «Оукмонт», судя по всему, был построен на рубеже веков и тогда же забыт: казалось, в него с тех самых пор не ступала нога маляра, плотника, паркетчика и — как Брент убедился чуть позже — водопроводчика. Семнадцатиэтажное здание было сложено из необожженного кирпича и так просело, что засохшая полоска раствора между рядами кладки представляла собой волнообразную линию, будто Нью-Йорк стоит в сейсмоопасной зоне.

— О Господи! — сказал Брент, входя в обшарпанный холл. — Какая седая старина! Не удивлюсь, когда выяснится, что здесь останавливался Джордж Вашингтон.

— Вэлли-Форж показался бы дворцом рядом с этим, — фыркнул Уильямс.

Они прошли мимо нескольких ветхих и колченогих кожаных диванов, два из которых были заняты крепко спавшими личностями весьма подозрительного вида. К вытянутой ноге одной личности была привязана тележка из супермаркета, наполненная разнообразным старым хламом.