Вдруг Владимир почувствовал страшный удар, а затем дикую боль в животе. Подпоручик упал на колени, выронил маузер и левой рукой схватился за смертельную рану. Над ним склонился испуганный Никитин:
— Ваш бродь, куда Вас?!
— В живот! — сквозь зубы произнес Котлинский, — Вперед, рядовой! Отставить слезы! Подпоручик Стрежелинский, принимайте командование!
С болью в сердце побежал Никитин вперед, страстно желая отомстить за ротного. Сила контратаки не угасла.
Сначала Котлинский испытал невообразимую горечь перед надвигающейся смертью, но почти сразу вспомнил о том, сколько славы он стяжал в этой атаке, и том, что Господь, должно быть, будет к нему милостив за мученическую смерть. Кровь заструилась изо рта героя. «Господи, помоги нашим!» — только и успел прошептать ещё живой подпоручик.
Русская контратака продолжалась. И уже заговорила казавшаяся немцам навсегда замолкшей крепостная артиллерия, и уже освобожден Леонов двор, а восьмая и четырнадцатая роты вместе с остатками двенадцатой отбили у тевтонов центральный редут, устранив все последствия немецкого прорыва.
Так, шестьдесят два полуживых русских воина своим мужеством обратили в бегство около семи тысяч немецких пехотинцев. Прав был Фридрих Великий, сказавший: «Русского солдата мало убить, его надо повалить!»
***
Последствия Великого отступления давали о себе знать: стратегическая целесообразность обороны Осовца отпала. Гарнизон эвакуировался, всё, что было можно вывезти, вывозили.
Бржозовский окинул сою героическую крепость тоскливым взглядом. Было обидно. Но не стыдно. Гарнизон до конца выполнил и даже перевыполнил свой долг. Их попросили продержаться сорок восемь часов, а Осовец простоял ещё полгода. А вот тевтонам, наверное, было стыдно из–за позорного бегства от стократ меньшего противника. Никогда военное искусство не знало ничего подобного.
Двадцать второго августа генерал- лейтенант Бржозовский сам повернул ручку взрывного устройства. Осовец умер. Но не сдался!
***
В последний день эвакуации рядовой Никитин стоял на посту подземного продовольственного склада. И всё вспоминал последнюю атаку. Со слезами радости и печали вспоминал прошедшие события. Никитин тяжело вздохнул. Было грустно покидать крепость, которая стала для него, можно сказать, вторым домом. Но при мысли о том, что немцам достанется груда пыли и кирпичей, а ещё больше- позора, на лице рядового появилась немного злорадная улыбка.
Вдруг леденящий душу взрыв потряс подвал. Коридор, ведущий к складу, наполнился дымом и пылью. Сердце Никитина ушло в пятки…
В 1924‑м году польские саперы приводили в порядок останки Осовца.
Очередной завал был разобран. Несколько офицеров с электрическими фонариками направились внутрь разобранного помещения. Вдруг из темноты раздался окрик: «Стой! Кто идет?» Саперы «похолодели». Кто- то начал креститься.
Это был Никитин. Он томился в подземелье уже девять лет, питаясь тушенкой и сгущенкой, благо, продовольственный склад был внушительных размеров. Несчастный часовой приспособился к существованию и даже не потерял счет времени. Рядовой, конечно, был несказанно обрадован вызволению, но когда поляки стали объяснять ему его положение, он мрачнел все сильнее. Он долго не верил, не хотел верить… Не было той страны, которой он служил. Было нечто новое на ее территории, а что именно, Никитин не совсем мог постичь своим простым солдатским умом. Не было и Царя. Горькие слезы потекли из потускневших глаз солдата. Неужели, он томился здесь девять лет лишь для того, чтобы услышать все это?
Понуро зашагал он за поляками наружу. Последний защитник Осовца, выбравшись из своего многолетнего убежища, сразу ослеп от солнечного света. Но ему уже было все равно.
Благодаря таланту Бржозовского и его предшественника- Карла- Августа- Шульмана, доблести и мужеству защитников Осовец продержался много месяцев примерно в тех же, а вернее, в гораздо худших условиях, при которых быстро пали многие бельгийские и французские крепости в 1914‑м году.
Забытый часовой, найденный польскими саперами в подземном складе Осовца, после потери зрения был помещен в больницу, а позже передан советским властям. На этом его след в истории теряется.
К сожалению, в СССР было не принято прославлять подвиги царской армии на «империалистической войне».
Подпоручик Владимир Котлинский был посмертно награжден Орденом Святого Георгия четвертой степени. Прах героя был позже перезахоронен его матерью на родине- в Пскове.
Генерал- лейтенант Николай Александрович Бржозовский после осады Осовца командовал сорок четвертым армейским корпусом. Принимал участие в белом движении. Скончался в эмиграции.
А план Гинденбурга не удался, и хотя Россия отдала врагу Польшу, ни одна русская армия не попала в окружение. И уже в 1916‑м году Центральные державы были потрясены не знающим дотоле аналогов в истории грандиозным русским наступлением.