Асти Спуманте. Первое дело графини Апраксиной - [72]

Апраксина, оставшись одна, первым делом действительно наполнила водой и поставила на плиту обыкновенный алюминиевый чайник, немного потемневший снизу, открыла шкафчик и проверила содержимое нескольких жестянок с чаем. Потом она прошлась по комнате, внимательно оглядываясь. Но со времени обыска здесь мало что изменилось, разве что прибавилось беспорядка, да на единственном в комнате столе появился фотографический портрет Натальи Каменевой в простой деревянной рамочке: стул стоял у стола таким образом, что севший на него оказывался как раз напротив портрета. Тут же, рядом с портретом, стояла наполовину опорожненная бутылка традиционного «Асти спуманте», а рядом с нею чайная чашка. Апраксина взяла чашу и понюхала — да, в ней было вино. Она вздохнула, поставила чашку на место и взяла в руки портрет Натальи Каменевой. Это была очень давняя фотография: ни «морщин тревоги», ни даже «морщинок преданности» на округлом и свежем лице Натальи Каменевой еще не было и в помине, и все лицо ее освещала озорная и безмятежная улыбка. Апраксина покачала головой и поставила портрет на место. Она села на диван и стала ждать.

Когда Каменев вышел из душа, он был уже собран и спокоен, а его мокрые волосы и борода аккуратно расчесаны. Он еще раз извинился перед графиней за беспорядок и принялся хлопотать возле плиты.

— Какой вы предпочитаете чай, Елизавета Николаевна, английский «Эрл грэй» или грузинский?

— Я бы предпочла какой-нибудь травяной, если у вас найдется. Возраст, знаете ли, давление, то да се…

— Понимаю. Гм. Ах да! — Каменев раскрыл кухонный шкафчик и достал с верхней полки большую коробку, из которой стал вынимать бумажные пакеты и читать надписи, сделанные от руки черным фломастером: — Рута… Ромашка… Жасмин… Календула… Копытень… — Читая надписи, он вопросительно взглядывал на Апраксину.

— Ну, уж копытень-то вы мне не предлагайте — это средство исключительно для мужчин! — засмеялась Апраксина. — Вы, я вижу, в травах не особенно разбираетесь?

— Совсем не разбираюсь. Тут у нас была Наташина епархия: она и травы знала, и чаи отлично готовила. Так что же заварить для вас, Елизавета Николаевна? Подскажите!

— Ромашку, пожалуй. Ромашка еще никому и никогда не повредила.

Каменев отложил один пакет, а остальные снова сложил в коробку и убрал ее обратно в шкафчик. Он довольно умело заварил чай для Апраксиной, поставил для нее на стол заварной чайник и чашку, а для себя просто опустил пакетик чая в старомодный стакан с подстаканником и залил его кипятком.

Они молча стали пить каждый свой чай.

— Вы хотели со мной о чем-то поговорить, Елизавета Николаевна?

— Скорее просить вас об одной вещи. Не могли бы вы прямо сейчас, после того, как мы напьемся чаю, съездить вместе со мной к вашей бывшей подруге Анне Юриковой?

— Пожалуйста. А почему «бывшей»?

— Потому что ход расследования подводит меня к мысли, что многолетней вашей дружбе с госпожой Юриковой пришел конец.

— Это почему же? — Каменев внимательно посмотрел в глаза Апраксиной. — Не хотите ли вы сказать, что у вас появились какие-то подозрения на ее счет?

— Должна вам признаться, такие подозрения были у меня с самого начала.

— Вот как?

— Да, к сожалению. Так вы не откажетесь съездить со мной на улицу Капуцинов?

— Да, конечно, я поеду с вами, но я уверен, что здесь какое-то недоразумение. Анна? Нет, это невозможно!

— Вот мы с вами вместе и попытаемся разобраться, что возможно, а что нет. Вы готовы? Захватите на всякий случай куртку или плащ: мюнхенский климат переменчив, а к вечеру определенно станет холодно.

Каменев послушно надел плащ и по собственной инициативе захватил зонтик. Они вышли из квартиры. Каменев аккуратно запер дверь, они спустились по лестнице и прошли мимо Йохана и Рупрехта, все еще возившихся с дверью. Апраксина чуть поотстала и сделала молодым полицейским знак, что они могут быть свободны. Затем они спустились в гараж, сели в машину, и Апраксина вывела ее на улицу.

Выехав из Олимпийской деревни, она предложила Каменеву:

— У нас есть еще немного времени. Хотите заехать в церковь старца Тимофея?

— А кто это такой?

— Ну вот, Папу Карло знаете, а об отце Тимофее не слышали!

— Может быть, что-то и слышал, но сейчас не могу вспомнить. А что это за церковь, далеко она?

— Прямо тут, на Олимпийских холмах.

— В самом деле? А я и не подозревал, что тут поблизости есть какая-то церковь.

— Ну как же! Церковь Примирения отца Тимофея, одна из мюнхенских достопримечательностей. Вы знаете, что прежде здесь располагался мюнхенский аэродром, который союзники разбомбили во время войны?

— Нет, я и об этом впервые слышу.

— На место бывшего аэродрома со всего города стали свозить остатки разрушенных домов. Вы знаете, что в Мюнхене было разрушено восемьдесят процентов всех зданий?

— Кошмар! И как же они сумели восстановить весь город?

— О, мюнхенцы сумели это сделать быстро, скрупулезно и с большим вкусом. Правда, на американские деньги. Когда немцам говорят, что Мюнхен — самый красивый город Германии, они ревниво возражают: «Это самый «красиво отреставрированный» город!» Центр был восстановлен довольно скоро, а здесь появились целые горы строительного мусора. Их засыпали землей и на время оставили в покое. Как раз в это время, в 47- м году, сюда пришел пешком из Вены донской казак, бывший солдат Тимофей Прохоров. Еще в 42-м году он попал в окружение в России, оказался на оккупированной территории, а при отступлении, боясь расправы, но не чувствуя за собой вины, ушел на Запад вместе с немецкой армией. Но шел он не один, а с лошадкой, впряженной в телегу, и все время подвозил то раненых, то беженцев, а то и просто вез за плату какой-нибудь груз. И так, на телеге, дошел наш казак Тимофей до самой Вены. А в Вене австрияки, как он сердито зовет их, лошадь у него почему-то реквизировали. Остался он без помощницы-лошадки, а потом у него украли и телегу вместе с его нехитрым скарбом. Тяжело ему было и одиноко, хотя работу он себе как-то всегда находил, не голодал. И вот в это трудное для него время явилась к нему во сне Божья Матерь и велела идти в «город монахов» и там строить церковь Примирения. Он стал всех расспрашивать и скоро выяснил, что «город монахов» — это Мюнхен. И он отправился пешком в Германию, дошел до Мюнхена и сделал все так, как ему велела Богородица.