Асса и другие произведения этого автора. Книга 3. Слово за Слово - [30]

Впрочем, попутно выяснялись и некоторые другие непременные голливудские требования к совместным картинам, о которых я прежде не подозревал: в какой-то момент Том, сам слегка удивляясь тому, что говорит, сообщил мне:

— В фильме все должны говорить по-английски. И русские, и французы.

— Почему? Почему русские люди должны говорить друг с другом по-английски? По-английски они не говорили. Может, уж лучше тогда — по-французски? Французский был принят в русском обществе.

— Нужно посоветоваться, — серьезно отвечал Том.

Ни он, ни мы тогда не подозревали, что английские смыкания обязательны для фильма, производимого для американского зрителя.

Короче, предыдущие контракты потихоньку стали расторгаться, новые заключаться. О грузинском японце забыли и думать, даже в титрах поминать его никто не собирался: адвокаты выяснили и получили соответствующий юридический документ, что Бонапарта не выдумал из своей головы этот русский филиппинец из Грузии, такая фигура была в действительности, а значит, и никаких отступных «зеленых» тому грузино-русскому-японцу вообще не причитается.

Появилось несколько белозубых, крепких миляг-янки и с ними ушлый очкастый и очень ученый еврей. Они представились сценаристами, дружески били меня по плечу. Ученый еврей по плечу не бил, только ласково делился со мной учеными мыслями:

— История у вас в Европе довольно милая, мы будем ее дорабатывать. Но вы тоже не тушуйтесь, делайте свой вариант.

Угасая на глазах, Том перестал курить сигары. Пришло неприятное известие, что кабаны, которых он разводил, во время грозы внезапно взбесились и, проломив стену овина, поразбегались в разные стороны, многих уже отстреляли из табельного оружия боевые американские полисмены. Чуть позже выяснилось, что новые сценаристы, по совету ученого еврея, разрабатывают историю, в которой Наполеон действительно упоминается, но рассказывает она несколько о другом: об одном американце, который, сойдя с ума от внезапного проигрыша кучи бабок на бирже, вообразил себя Наполеоном и, прикинувшись французом, действительно завоевал в вооруженной борьбе народов полмира, пользуясь особым лазерным лучом. Потом, правда, выяснилось, что никакой он не Наполеон, а просто спятивший америкаха, но по международным законам половина мира через блистательные победы полоумного уже как бы стала принадлежать Америке, и тут началась чудовищная юридическая свалка, придурка повезли в ООН… Опять обратились к Тому, но уже как бы не от России, а от США, может быть. Том согласится дать на нее, эту новую историю, своих крутых американских денег, тем более что она связана с Наполеоном, поклонником которого с самого детства он, Том Михан, как бы является и эти профранцузские его настроения, увы, всем известны…

По отношению ко мне при этом никто не сделал ни единого хотя бы слегка недружелюбного жеста.

— Вы тоже пишите! И у вас наверняка появятся две-три интересные идеи, которые можно будет потом использовать… А может, вообще у вас все будет лучше, и мы тогда своего олигофрена забросим и станем вместе прорабатывать только ваш вариант…

История эта тянулась уже бесконечно долго. Из очередной поездки я вернулся в совершенно омерзительном настроении, заехал к Славе Говорухину, забрал у него все книжки про Наполеона, какие у него были, а было их много, он этой фигурой очень интересовался. Еще записался в спецзал Ленинки, набрал книг и там, нагрузил багажник литературы о Наполеоне, все прежние варианты сценариев, все стенограммы наших обсуждений с американскими продюсерами и юристами, какую картину хотел бы увидеть американский зритель, все стенограммы дискуссии «Наполеон и Россия», которую по моей просьбе устраивал на своем «круглом столе» в Союзе кинематографистов Валентин Толстых, поехал на дачу, где мы тогда с Таней жили, засел в маленьком домике — там у меня впервые в жизни была своя комнатка для работы. Был месяц август. Я обложился книгами, одну прочитал — Манфреда, сделал закладки, достал машинку, почистил шрифт, заложил лист бумаги и в шесть дней написал сценарий «Дом под звездным небом», ко всей этой истории с Бонапартом, Томом, его внезапно спятившими буйволами и ученым евреем из Голливуда ни малейшего отношения не имевший.

На приблатненной феньке новых русских перекупщиков это была как бы третья серия «Ассы». С моим горестным американским опытом, с печальным познанием того, во что превращается любой сюжет, попадая в горнило голливудских профессионалов, с кинопромышленностью США она никак связана не была, а была очень связана с Россией, со всем тем, что в ней, пока мы обсуждали проблемы спятившего америкахи, выдающего себя за французского генерала Бонапарта, в это время происходило. Клянусь, до сих пор не могу объяснить, почему не стал писать тот, а написал этот сценарий, хотя мне и необходимо было, хотя бы даже только для бабок, писать и написать тот.

Возможно, вдруг зазеленели и дали поздний, но пышный цвет ростки давней моей любви. В своих отношениях с драматургами я пережил два сильнейших чувства, оба оказались платоническими, фильмами не разрешившись. Оба этих романа с течением времени как бы даже и рассосались: один — потому, что Гены Шпаликова не стало в живых, другой — потому, что Юра Клепиков живет в Петербурге, а сейчас и еще дальше, где-то в какой-то деревне, а я вот — в Москве.