Асса и другие произведения этого автора. Книга 2. Ничего, что я куру? - [25]
Пришлась, помню, эта Танина съемка на мой день рождения — на 25 августа 1974 года. Мне исполнилось ровно тридцать лет.
— Ничего себе, — юбилейно злобился я, — Дожили… Хорошо. Я дам ей самую трудную сцену, пусть она ее к черту на глазах у всех провалит. Пусть все увидят, что снимать ее нельзя. Будем стоять неделю, две, но все-таки найдем настоящую девочку для этой роли. Не можем мы ее не найти…
Выбрал я действительно сцену сложную даже для профессионального, опытного актера. Приехали на объект. Объектом была дощатая купальня с мостками. Совершенствуя декорацию, я написал мелом на стенке купальни: «25.8.74. Температура воды — такая*то, температура воздуха — такая*то». Поставили камеру. Таня текст знала, что само по себе несколько меня удивило — за месяц съемок я уже хорошо привык к разнообразному подростковому раздолбайству. Мы с ней немного порепетировали, она, естественно, сначала слегка стеснялась, была в зажиме. Все это я отмечал для себя с приятной тоской: «Ну, вот сейчас я скажу „Мотор", и начнется великая прилюдная лажа, да такая, какой у меня еще и в жизни не было!.. Потом остановка картины! Кошмар!»
Тут внезапно потемнело, хотя был еще полдень. Начал накрапывать дождик, сначала мелкий, потом дождь отяжелел, стал крупным, гладь воды покрылась пузырями. Все разбежались по автобусам. Мы с Таней, уныло продолжая унылый репетиционный процесс, остались вдвоем на декорации. Спасаясь от дождя, залезли под крышу купальни. Задул ветер, длинно шелестя длинными ивовыми ветвями. По пузырям на черной воде было видно, что дождь зарядил надолго. Репетиционный процесс потихоньку сам по себе свернулся, иссяк. Почти час, а может, и чуть больше в этой дощатой халабуде мы просидели с ней молча. Ну, может быть, за все это время сказали друг другу не больше чем десяток необязательных слов.
Дождь все шел, стучал по крыше, заливал стоявшую на воде у наших ног лодку. Вода пузырилась. Мы сидели. Молчали. Что произошло в этой купальне в момент внезапно увядшего репетиционного процесса я и до сих пор не знаю и объяснить никак не могу. Но, когда дождь утих и мы вышли на мокрые поблескивающие мостки, я уже знал, что более идеальной Ерголиной нет и не может быть на этом свете вообще.
В этой будке, под дождем, каким*то неведомым образом возникло у нас с Таней чувство труднообъяснимой, но какой*то естественной сопричастности друг другу. Как будто мы вдруг узнали, что нам обоим известна одна, возможно, самая главная тайна. И известна она, допустим, только нам двоим, и мы ее никому никогда не расскажем. С этим новым, необыкновенно приятным чувством обретенной общности мы и стали снимать дальше. Теперь Танины сцены следовали одна за другой, и каждая съемка это чувство усиливала, умножала. Внешне при этом как бы ничего особенного и не происходило.
Каждый занимался своим делом: я разводил мизансцены, выбирал с Калашниковым крупности планов, мы оговаривали оптику, дождались необходимых нам тонких соотношений света и тени. Ничего похожего на знаки внимания друг к другу, на какие*то «особые отношения» не было. Но, сидя друг к другу спиной или вообще пребывая на далеком расстоянии (допустим, я — на площадке, а Таня — где*то в автобусе), мы по-прежнему уже все друг о друге знали.
В солдатских алюминиевых мисках привозили обед. Мы его ели, иногда за одним столом. И при этом, жуя холодные макароны и глядя в разные стороны, тем не менее продолжали знать и помнить о том, что нам двоим известно что*то такое, о чем другие и не подозревают.
Это когда*то Ахматова сочинила о чем*то своем. Но было в этих строчках что*то понятное и нам.
В общем*то невозможно, да, наверное, и не нужно даже пытаться объяснить себе эти времена. Просто, к примеру, мы ехали от Калуги до места, где в прибрежной ивовой роще стояла декорация танцплощадки. Пути было километров пятнадцать-двадцать, снимали мы по ночам, вечером рассаживались по автобусам, уже по дороге начинало смеркаться, опускался туман. Вереница огромных автобусов с массовкой из детей, как стадо диких носорогов, пробивалась сквозь густую белую пелену, спускалась вниз, а там, под уже звездным небом виднелась наша танцплощадка. Построена она была среди чистого поля, рядом лес, темнели в сумраке стога, поблескивала река, от которой тянуло туманом, серебрились ивы, повесившие ветви в воду… Над танцверандой зажигались гирлянды электрических лампочек… Лампочки светились сквозь туман… И все это к тому же еще была и Россия… Какой*то маленький ее кусочек, на котором наши персонажи переживали недетские, на разрыв сердца, страсти.
По какому*то волшебному мановению лес словно освещался изнутри, наполняясь загадочным светом. Вспыхивали прожектора над площадкой — начинал петь свою грустную французскую песню Шарль Азнавур…
Съемки были трудные, я был все время занят, но спиной, затылком, неведомыми окончаниями нервных волокон постоянно чувствовал, где Таня, что с ней происходит. С нею, как потом выяснилось, происходило примерно то же самое.
Олег Иванович Янковский, безусловно, великий артист и человек.Не одно поколение людей и помнят, и любят его роли в кино и в театре… Вдвойне счастливы те, кому в течение жизни довелось близко, пусть даже мимолетно, с ним общаться.Эта книга – попытка реконструкции живой речи Янковского, она будто эхо его голоса. В основе текста – фрагменты интервью артиста, его прямая речь, зачастую обращенная не к слушателю (читателю), но внутрь себя…Первая часть настоящего издания – эссе Сергея Александровича Соловьева, созданное по мотивам его фильма об Олеге Ивановиче Янковском, из цикла «Те, с которыми я…».
Известная актриса театра и кино и при этом успешный врач-эндокринолог Татьяна Люсьеновна Друбич — явление, без сомнения, выдающееся в нашем кинематографе. Ее яркие и неординарные образы, подлинная природная красота до сих пор не оставляют равнодушными зрителей разных поколений. Будучи женой известного кинорежиссера Сергея Александровича Соловьева, она была и остается его музой на десятилетия. Его книга, созданная по мотивам фильма о Татьяне Друбич из цикла «Те, с которыми я…» для телеканала «Культура», пронизана трепетным отношением к выдающимся современникам, с которыми автора сводила судьба на съемочной площадке и за ее пределами.
Первый том воспоминаний кинорежиссера Сергея Соловьева посвящен началу — жизни человеческой, жизни профессиональной. Детство, отрочество, юность, первые пробы пера и кинокамеры; стоп-кадры — лица друзей, учителей и коллег, ныне здравствующих и ушедших; битвы с начальством, с самим собой; и поражения, и победы, и кино.
Александр Гаврилович Абдулов вошел в историю кино как невероятный красавец, любимец миллионов и по-настоящему народный артист. Вдвойне счастливы те, кому посчастливилось общаться с ним лично. Книга известного кинорежиссера Сергея Александровича Соловьева, созданная по мотивам его фильма об Александре Абдулове из цикла «Те, с которыми я…» для телеканала «Культура», пронизана трепетным отношением к выдающимся современникам, с которыми автора сводила судьба на съемочной площадке и за ее пределами.
Имя Станислава Сергеевича Говорухина известно всем — советский и российский кинорежиссер, актер, сценарист, продюсер, публицист, живописец, политик, общественный деятель. Более полувека в искусстве, еще четверть века — в политике! Книга известного кинорежиссера Сергея Александровича Соловьева, созданная по мотивам его фильма о Станиславе Говорухине из цикла «Те, с которыми я…» для телеканала «Культура», пронизана трепетным отношением к выдающимся современникам, с которыми автора сводила судьба на съемочной площадке и за ее пределами.
Первый из пяти осколков утерянного артефакта Светлой Силы в руках нашего героя. Впереди долгий и опасный поход в Древние Пустоши к храму светлого пантеона древних создателей этого мира. Сможет ли Кроп отыскать оставшиеся осколки артефакта? Вернутся ли боги в искаженный Мраком мир и вступят ли в бой против истинного зла за жизни призвавших их смертных? Ждать осталось недолго и скоро все прояснится.
В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.
Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.