Аслан и Людмила - [11]

Мила вспомнила об этом и решила советом подруги воспользоваться. Рядом как раз нарисовался какой-то импозантный тип с манерной бородкой — эспаньолкой несвойственного ей русого цвета.

— Ты — вип-персона? — обратился он к ней на «ты», чуть наклоняясь к ее уху.

— Ну, вроде как, — ответила она, старательно работая над своим воображением. Легко тип голым не получался ввиду отсутствия в Милиной голове подборки голого мужского тела. Но в семейных трусах уже был не так угрожающе галантен.

— Вип-пить хочешь?! — сказал он, предлагая ей бокал шампанского.

— Кто ж не хочет! — блестяще, как ей показалось, ответила она. И не заметила, как в глазах собеседника промелькнуло явное одобрение.

Глава 2

…И мы скакали с ним до дальнего тумана,

До впадины в горах, до завершенъя дня.

Мы ночевали с ним в заброшенной землянке.

В молитве перед сном он повторял: «Алла!»…

Константин Бальмонт

1906 год. Северный Кавказ

Древние греки считали, что самые хорошие кони у повелителя морей Посейдона. У адыгов тоже есть поверье, что предки шалоховской лошади обитали в Черном море, там на них ездили великаны, поднимая огромные волны и сбивая копытами морскую пену.

Аслан слышал крики погони откуда-то сверху, будто за ним гнались те самые мифические великаны, у которых он похитил чудо коня. Значит, погоня разделилась, и часть преследователей скакала верхом, по краю плато. Если абазинцы успеют, то смогут отрезать ему дорогу на восток и погонят его в глубь степей, в сторону от родной Чечни. Но только если успеют…

Как хорошо шел под ним «трамовец»! Вечно неторопливая степь еще никогда не проносилась мимо Аслана с такой скоростью. А он не раз и не два пытался стронуть с места эти бескрайние равнины крепкими копытами ворованных им ногайских и черкесских коней. Что это были за кони? Чья только взмыленная спина не уносила Аслана от погони? Белые и бурые кабардинцы, рыжие и красные карачаевские… А еще говорят, что ветер бесцветен. Нет, Аслан знал, что у ветра тоже есть различные масти.

Но такого коня Аслан Мидоев еще не уводил. Сегодня, подобравшись на рассвете к абазинскому табуну, он собирался выбрать коня с неприметной окраской, чтобы в глаза не бросался. Даже наметил себе крепкого гнедого жеребца без всяких отметин. Но когда услышал за спиной сердитый храп, обернулся, хотя не очень-то и хотел смотреть на других лошадей. Обернувшись же, забыл про все. На него смотрел внимательным глазом высокий конь, мордой напоминавший вороний клюв, да и сам вороной, но со странными белыми пятнами на гриве, хвосте и такой же белой отметиной на носу, словно морда была в молоке или сметане. По пятнам он был вроде «трамовец», по форме морды — из черкесской породы. Кто же ты такой? Не черноморских ли великанов возили твои предки? Или они летали черными воронами? И твой дед, долетев до Млечного пути, превратился в коня со следами небесного молока на морде и гриве?

Ведь и сам Аслан с детства был помечен Аллахом. В черной смоли волос, с левой стороны, было у него седое пятнышко. Сколько помнил себя, столько было у него это пятно… Вот и встретились два меченых белым цветом брата — человек и конь.

Аслан протянул меченому коню соленую лепешку, а потом открытую ладонь. Конь благодарно подышал в пустую руку, потрогал ее губами. Аслан крепко взял его за гриву и зашептал старинное, передаваемое от отца к сыну тайное конское заговорное слово рода Мидоевых. Конь выслушал, прянул ушами, а потом спокойно пошел за Асланом, будто ходил за ним с тех пор, как был еще жеребенком. Они так бы и ушли тихо, по серебристой росе, если бы не собаки, которые с опозданием вдруг почуяли незнакомца, и, поняв, что бессовестно проспали, они подняли такой шум, что перебудили не только табунщиков-абазинцев, но и всю степь от края до края…

Сзади погоня была не слышна. Но теперь надо было брать левее. Вот там-то, промчавшись коротким маршрутом, его могли ждать уже спустившиеся по склону преследователи. Аслан не боялся. Он находился в состоянии упоительного восторга от погони и еще от чувства братского единения с небывалым в его жизни конем. Потому он запросто пошел на риск, поставил на карту все, что имел, то есть свою молодую жизнь, и не стал хитрить. Пусть все решит меченый, похожий мордой на клюв ворона, конь. Вынесет — не вынесет?

Вот и изгиб плато, поворот с пологим спуском, а там кустарник, речка, перелесок, подъем и спуск, опять долина… Аслан уже протянул правую руку к оружию, но не стал выхватывать ни шашки, ни ружья. Он только махнул рукой в воздухе. За поворотом никого не было. Погоня маячила еще наверху, едва приступив к спуску.

Аслан приостановил разгоряченного коня. Тот нетерпеливо пританцовывал, пытаясь опять сорваться в бешеную скачку, в которой ему было так хорошо. Раздался выстрел, и пуля пролетела в метре от чеченца. Преследователи поняли, что конокрада так уже не достать и стали стрелять. Но юноша и не думал бежать от пуль. Он словно решил поучить коня известным ему цирковым фокусам. Пули свистели рядом, а он то досадовал на коня, что тот не понимает его, то радовался его удачной штуке.

Сколько он дразнил бы преследователей, которые теперь превратились в стрелков, неизвестно. Но за поворотом послышался стук копыт. Это приближалась другая часть погони, безбожно отставшая. Аслан пустил Меченого вскачь и издал пронзительный шакалий крик на прощанье посрамленным абазинцам, победный и насмешливый…