Аскольдова могила - [96]

Добро пожаловать, дорогой гость, – сказала Рогнеда. – Садись, мой единоземец, садись Фенкал!.. Ступай, Вышата, скажи великому князю, что если б он подарил меня лучшим ожерельем царицы византийской, то и тогда не порадовал бы столько своей супруги, как прислав к ней своего варяжского скальда.

– Слушаю, государыня! Я скажу ему об этом завтра, а теперь, пока Фенкал будет забавлять тебя своими песнями, я должен остаться здесь.

– Здесь? – повторила Рогнеда, и бледные ее щеки вспыхнули. – Неужели, – продолжала она, устремив сверкающий взор на Вышату, – великий князь киевский посрамит себя до того, чтоб отдать честь своей супруги – свою собственную честь – под надзор и защиту ключника Вышаты!

– Государыня, – сказал робким голосом Вышата, – я не дерзну никогда и помыслить…

– Если супруг мой, – прервала Рогнеда, – приказал тебе не покидать Фенкала одного, то ступай с ним вместе, я не хочу слушать его песен.

– Государь великий князь не приказывал мне этого, но я думаю…

– Молчи! – вскричала Рогнеда. – Пусть подлые рабыни и наложницы исполняют твою волю, но мне, великой княгине Киевской и дочери Рогвольда, может приказывать один супруг. Ступай!

Вышата посмотрел с недоумением вокруг себя, подошел к нянюшке Богорисовне и сказал ей на ухо:

– Если вы хотя на минуту оставите великую княгиню, то прощайтесь с вашими головами.

Потом, поклонясь почтительно Рогнеде, вышел вон.

– Давно ли, Фенкал, ты служишь великому князю? – спросила Рогнеда, когда ключник вышел из терема.

– Я не слуга его, а пленник, – отвечал мрачным голосом скальд.

– Несчастный! Итак, ты не волен возвратиться в твое отечество?

– Нет.

– Откуда ты родом?

– Из Бергена.

– Из Бергена! О, сколько раз я слыхала от моего родителя о этой отчизне неустрашимых витязей и вдохновенных певцов. Он сам был родом из Бергена… Ах, зачем он покинул свою родину, зачем ему захотелось быть князем Полоцким!.. Живы ли, Фенкал, твои родители?

– Моя мать давно уже умерла, а жив ли мой отец, не знаю.

– Итак, его не умертвили в то время, когда ты был взят в плен?

Фенкал взглянул пристально на великую княгиню и, помолчав немного времени, сказал:

– Неужели ты думаешь, Рогнеда, что я стал бы есть хлеб Владимиров и тешить его варяжскими песнями, если б он был убийцею моего отца?

Легкий румянец пробежал по бледным щекам Рогнеды.

– А что бы ты сделал, несчастный юноша, – сказала она, – если б ты был взят в плен убийцею твоего отца?

– Что бы сделал я? – повторил Фенкал. – Рогнеда, родитель твой был скандинавский витязь, в твоих жилах течет варяжская кровь – и ты спрашиваешь меня, что сделал бы я с убийцею отца моего!

– Фенкал, – сказала вполголоса Рогнеда, поглядев робко вокруг себя, – не забывай, что ты говоришь с супругою Владимира…

– И дочерью злополучного Рогвольда, – прервал певец. – Не знаю, помнишь ли ты это, Рогнеда, а я никогда не забуду ни отца твоего, ни братьев, ни того, как породнился с ними твой супруг и повелитель.

– Молчи, зловещий скальд! – шепнула Рогнеда. – Молчи! Что прошло, то невозвратимо… Зачем ты пробудил в душе моей воспоминания о прошедшем?.. Мой отец… братья мои!.. О, Фенкал, возьми, возьми свою цевницу! Быть может, родные звуки моей отчизны усыпят хотя на время эту змею, которая сосет и гложет мое сердце. Пой, Фенкал, пой!

Вещие персты Фенкала пробежали по звонким струнам: они зарокотали, и согласные их звуки слились с могучим голосом вдохновенного скальда. Он запел:

Зову тебя, Рикмора тень,

Из лона неги, наслажденья!

Приди, оставь Асгарда сень,

И, как порывы вдохновенья,

Ты овладей мой душой;

Зажги восторга огнь священный

В моей груди! Да голос мой,

Твоею славой вдохновенный,

Вновь передаст ее векам!

Да песнь игривая прольется

Рекой восторга по струнам

И, легкокрылая, несется

От нас к грядущим временам;

И там бессмертною хвалою

Рикмора память осенит,

И повесть скальда затвердит

Потомство шумною толпою!

Певец остановился. Дико зазвучали струны его арфы, и он запел снова:

Средь утесов и скал

Древний замок стоял

И меж ими казался скалою.

Стен зубчатых ряды,

Рвы, потоки, сады

Расстилал он над их головою.

Как венец диких гор,

Окружал замок бор

Вековых дерев сумрачных строем.

И могуч и велик,

Неприступен и дик

Был он сенью бестрепетным воям.

И в нем скальдов хвала

Неотступно жила,

Прославляя двух витязей младость.

Их вскормила война:

Как подруга, она

Составляла их шумную радость.

Был Рикмор их отец;

Славы громкой венец,

Соплетенный бессмертной хвалою.

Уж носил много лет,

И давно целый свет

Прогремел: «Честь и слава герою!»

Кто видал, чтобы он

Был когда побежден

Иль оставил кровавое поле?

Его спутником – честь,

За обиду ей – месть!

И народам закон – его воля!

Из стран дальних, чужих

Толпы воев младых

Удивленье им в дань приносили.

Но не славой одной, —

Увлекаясь красой,

Они в замок Рикмора спешили.

В нем Едвина, краше славы

И пленительней побед:

Как бессмертье, величава,

Как Одена вечный свет,

Неизменной красотою

Средь семьи своей цвела,

И всех витязей толпою

В замок отческий влекла.

Но давно душа неясно

Про любовь шепнула ей:

Витязь юный и прекрасный

Был давно ей всех милей.

И, по струнам ударяя,

Скальды им хвалу гремят;

Ходит чаша круговая,

В замке пиршества шумят.

Как внезапною порой