Предисловие к «Комедия против комедии»[1]
Я всегда был уверен, что, выключая дурного журнала, ничто не может быть скучнее предисловия, и конечно не написал бы его, если б не находил за нужное изъяснить в коротких словах причины, побудившие меня сочинить сию комедию.
При первом представлении комедии «Урок кокеткам, или Липецкие воды» видел я, с каким восторгом была она принята публикою; но, несмотря на то, мог бы я предсказать автору, что он будет иметь неприятелей. Многие полулитераторы, не понимая или не желая понять истинного смысла некоторых мест сей пьесы, воспользовались удобным случаем выступить на литературное поприще и блеснуть не чужим, но (к несчастию) собственным своим умом; к ним присоединились, может быть, и те, коим не нравилась роль Угарова. Тупые эпиграммы, иронические сатиры, ругательные куплеты посыпались на автора; в них старались уверить публику, что «Липецкие воды» — дурная комедия. Упрямая публика не хотела им верить; старались выдавать гнусную клевету за истину; и сама истина показалась бы клеветою в их сочинениях. Не держась никакой партии, я слушал спокойно странные суждения противников сей комедии, находил их довольно забавными, редко спорил, потому что невозможно спорить с теми, которые вместо доказательств прочитают какую-нибудь жалкую эпиграмму или пропоют ругательные куплетцы; но находя много комического в сем литературном ополчении против «Липецких вод» и здравого смысла, решился написать комедию, в коей мог бы поместить мое мнение о новой пьесе и несколько забавных сцен, которых я был очевидным свидетелем.
Правда глаза колет. Я должен был ожидать, что враги «Липецких вод» сделаются и моими; твердо решившись молчать и не отвечать ни на какие критики, я не сказал бы ни слова о мнении какого-то постороннего, напечатанном в 46-м номере «Сына Отечества», если б не было в нем ничего, кроме ругательств; но сочинитель сей жалкой статьи называет меня представителем и, как кажется, хочет дать почувствовать, что я есть не что иное, как орудие, употребленное другим; что через меня делает кто-то другой какое-то торжественное отречение: одним словом, г. посторонний хочет сделать и меня посторонним во всем, что касается до моей комедии.
Для избежания всех пустых толков я не скрывал своего имени и теперь снова повторяю, что вся комедия, не исключая первого явления во втором действии,[2] написана одним мною; но что успех ее приписываю я менее себе, чем прекрасной игре актеров; что, сочиняя мою комедию, я имел в виду одну истину, не помышляя ни о каких трактатах и капитуляциях, и что прошу всех господ посторонних и не посторонних, печатая подобные клеветы, не забывать подписывать своего имени. Впрочем, сочинитель сей статьи поступил еще довольно милостиво, называя меня представителем другого автора, он не отрицает, по крайней мере, моего существования; а есть такие догадливые люди, которые уверяют, что не только я, но даже и моя фамилия вымышлена[3]. Советую сим недоверчивым господам заглянуть в дворянскую родословную книгу, и если они умеют читать по-русски, то найдут в ней неоспоримое доказательство, что на этот раз были они чересчур уже догадливы.
Театр представляет комнату; сквозь окно виден сад.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Княгиня (оканчивает перед зеркалом свой туалет), Софья (сидит подле нее) и Даша.
Княгиня. Как я бледна, какой у меня усталый вид! (Софье.) Не правда ли, ma chere>{1}?
Даша. Вы нынче очень рано изволили встать, сударыня.
Княгиня. И сверх того большую часть ночи не могла заснуть.
Софья. Отчего же? Разве вас что-нибудь беспокоило?
Княгиня. Вчерашняя пьеса.
Софья. Она не выходит у вас из головы.
Княгиня. Да! Несносная комедия!
Софья. Несносная! Вы, кажется, прежде ее хвалили.
Княгиня. Так зло, и что еще досаднее, с таким умом нападает на бедных женщин. Нас бранят, и мы же должны находить это прекрасным.
Софья. Мне кажется, княгиня, что автор хотел осмеять одних кокеток...
Княгиня. То есть тех, которые желают нравиться не одному, а многим. Признайся же, милая, что в этом смысле мы все немного кокетки.
Софья. Все! В этом я не согласна.
Княгиня. Да, все, не исключая и тебя, с тою только разницею, что одни употребляют для этого способы совершенно невинные, а другие позабывают все приличности и жертвуют всем, — добрым именем, мнением света и даже спокойствием, для того чтоб вскружить голову мужчине, к которому они ничего не чувствуют.
Софья. Поэтому вы находите, что характер кокетки…
Княгиня. Изображен с таким совершенством, что всякая женщина должна хоть немного в нем себя узнать.
Софья. Как хотите, княгиня, а я первая не нахожу в нем никакого сходства с собой.
Даша(княгине). Позвольте вас спросить, сударыня, что это за чудная комедия, об ней только и говорят, все ее ругают. Вы называете ее несносною, а тетушка ваша графиня лишь только об ней вспомнит, то и начнется истерика; князь Тюльпанов, который приехал сегодня чем свет на нашу дачу, только и делает, что бранит комедию, сочинителя и даже тех, которым она нравится.
