Аскетизм по православно-христианскому учению. Книга первая: Критический обзор важнейшей литературы вопроса - [167]
Как можно с точки зрения закона сохранения энергии говорить «о неразрывной внутренней связи и непрерывном взаимодействии между духовной и плотской сторонами человеческого бытия», [2050] когда, по описанию самого же автора, «плоть есть бытие, не владеющее собой, всецело обращенное наружу — бытие, расплывающееся во внешности и кончающее реальным распадением», между тем в противоположность этому, дух есть бытие по внутренним определениям, вошедшее в себя, самообладающее и действующее наружу собственной своей силой, не переходя во внешность. [2051]
Что-нибудь одно: или дух человека имеет совершенно отличные и особые от души животных природу, сущность и происхождение, и тогда, действительно, можно говорить о подчинении души и тела духу, или же это — два вида энергии, превратимые один в другой, и в таком случае Соловьеву, если он хочет быть верным логике, следует отказаться от положения о возможности и необходимости подчинения животной души или плоти духу. Tertium non datur. Тогда можно говорить только — самое бо́льшее — о переходе и переведении животной души в другой высший вид одного и того же рода, в другое, высшее проявление одной и той же животной сущности.
Если не признавать существенного, субстанциального отличия духа человеческого от души животных, тогда может быть речь только о борьбе грубых побуждений, общих человеку с животными, с мотивами высшего порядка, зачаточными у животных и значительно развитыми у человека. [2052]
Соловьев видит отличие человека от животных, между прочим, в том, что животные осуществляют принцип бесконечности только родовой, тогда как человек может — и должен — осуществить требование и обязанности бесконечности личной, — «вечной жизни» индивидуальной.
В этих рассуждениях мы видим подмену понятий, как бы даже игру словами. В самом деле, о какой «бесконечности» можно говорить, имея в виду непрерывное существование всякого животного рода? Да и вправе ли мы вообще употреблять сам термин «бесконечность» в данном случае? Ведь мы имеем в виду здесь только вывод из неполной индукции. Когда же мы говорим о «бесконечной» норме, предъявляемой к человеку, то разумеем идеал качественного совершенства, определяемого требованиям «богоподобия».
Легко видеть, что мы имеем перед собой понятия, по своему содержанию совершенно несродные, двух различных порядков, особых категорий. Поэтому мы не имеем права трактовать о них с одной точки зрения. Нет никаких логических оснований утверждать и безусловную, решительную их несовместимость, так чтобы наличность одного непременно уже исключала возможность другого. Быть может, «бесконечность» того и другого порядков совместимы между собой. Во всяком случае этот вопрос остается открытым.
Равным образом, очень трудно и даже невозможно установить с несомненностью, что́ собственно является с точки зрения Соловьева предметом «стыда», или иначе, что именно признается у него абсолютно недолжным для человека. В самом деле, Соловьев в одном месте положительно утверждает, что «захват со стороны материальной жизни, стремящейся сделать разумное существо человека страдательным орудием, или же бесполезным придатком физического процесса», — вызывает противодействие духовного начала, непосредственно выражающееся «в чувстве стыда». [2053] В другом месте философ утверждает, что «половой стыд относится не к физиологическому факту, отдельно взятому, и в этой отдельности безразличному, а также не к половой любви вообще, которая может быть непостыдной и составлять величайшее благо, — предостерегающий, а потом осуждающий голос полового стыда относится лишь к тому пути животной природы, который дурен для человека по существу своему, хотя, может быть, при наличном состоянии человеческой жизни, злом меньшим, необходимым, т. е. относительным добром». [2054] «Предмет полового стыда есть не внешний факт животного соединения двух человеческих особей, а глубокий и всемiрный смысл этого факта». [2055]
В результате половой акт является, по Соловьеву, нарушением «целости» человеческой природы, нарушением «целомудрия». Чувство «стыда» и призывает именно к «сохранению или восстановлению» «целомудрия».
С тем истолкованием значения сущности «целомудрия», которое ему придается у Соловьева, согласиться трудно.
И прежде всего, непонятно, почему в «целомудрии» Соловьев усматривает требование целости, в смысле нераздельности человеческой природы, духовной и телесной, когда прямой филологический смысл этого понятия дает мысль только о целости и здравости ума, о полном обладании своим разумом (благоразумии). [2056]
Русское «благоразумие» точно соответствует греческому «σωφροσύνη» (σαοφροσύνη). которое означает здоровое, нормальное состояние ума, мысли, души, [2057] когда она соблюдает должную меру в своих явлениях и стремлениях. [2058] Отсюда σωφροσύνη означает вообще «умеренность», «скромность», даже «смирение» (modestiam, demissionem, humilitatem), и в этом последнем значении иногда даже прямо противополагается «гордости», излишней самоуверенности и самомнительности (ἡ ὑπερηφάνεια).
