Ашерон - [3]

Согласно Закона Хтониана, одному богу запрещалось убийство какого-либо другого. Совершить это значило бы навлечь гнев Хтониана на глупого бога, который нарушил закон. Наказание за такие действия было быстрым, зверским и необратимым.

Прямо сейчас Аполлими следила за потоком мыслей Архонта по бурным эмоциям, выплескивающимся через край. Ударив ее, Архонт преступит границы, и он знал это. Это позволило бы ей забыть страх перед Хтонианом, и тогда бы она уж обратила всю свою ярость против него. Она больше не заботилась бы, кто будет наказан и кто умрет… и даже непосредственно за себя.

Терпение паука… Она напомнила себе о самом любимом высказывании своей матери.

Аполлими дождется, пока Апостолос станет самим собой. Когда он станет править вместо Архонта и покажет королю богов, что значит быть воистину сильным.

Ради сына она не должна восстанавливать против себя капризного Хтониана, который мог бы примкнуть к Архонту и убить ее ребенка. Они вдвоем могли надолго лишить ее власти и уничтожить Апостолоса. В конце концов, трем внебрачным дочерям Архонта от возлюбленной Фемиды был дан дар быть Судьбами для всех и вся. И из-за их глупости и страха Греческие Мойры по ошибке прокляли ее сына.

Одного этого было достаточно, чтобы ей захотелось убить мужа, который уставился на нее задумчивым хмурым взглядом.

— Ты проклянешь нас всех ради одного ребенка? — спросил Архонт.

— А ты проклянешь моего ребенка ради трех полугреческих ублюдков?

Его ноздри раздулись.

— Давай будем разумными. Девочки не понимали, на что обрекают его, когда говорили это. Они только начали постигать свои способности. И они боялись, что он вытеснит их из наших сердец. Поэтому они держались за руки, когда говорили о своих страхах. И потому их слово — закон, и это необратимо. Если он останется жить, мы умрем.

— Тогда мы умрем, потому что он будет жить. Я уверена в этом.

Архонт заорал прежде чем бросил завёрнутый впеленку камень об стену. Он потянулся к Агапе и Чаре и стал скандировать.

Глаза Аполлими загорелись красным светом из-за того, что они начали делать. Это было заклинание лишения свободы.

Для неё.

Они могли заставить её повиноваться, потому что объяденили свои силы.

Несмотря на это, она рассмеялась. Но более того, она приняла во внимание каждого бога, который присоединился к её мужу, чтобы помочь связать её.

— Ты будешь сожалеть о том, что сделала сегодня здесь. Когда Апостолос вернётся, ты дорого за всё заплатишь.

Кседрикс встал между ней и остальными. Аполлими положила руку ему на плечо, чтобы удержать его от нападения.

— Они не причинят нам боль, Кседрикс. Они не могут.

— Нет, — сказал Архонт с горечью, — но ты будешь заперта в Калосисе до тех пор, пока ты укажешь местонахождение Апостолоса или он не умрёт. Только тогда ты вернёшься в Катотерос.

Аполлими засмеялась.

— Мой сын по достижению зрелости будет иметь силу, чтобы вернуться ко мне. Когда он освободит меня, мир, каким ты его знаешь, погибнет. И я заберу всех вас вниз. Всех вас.

Архонт покачал головой.

— Мы найдём его. Мы убьём его.

— Ты проиграешь и я буду танцевать на твоей могиле.

Глава 2

Дневник Риссы, Принцессы Дидимоса.

23 июня 9548 г. до н. э.

Моя мать, королева Аара, лежала на своей позолоченной кровати, её тело было покрыто потом, её лицо было мёртвенно-бледным, служанка расчесала её влажные светлые волосы от светло-голубых глаз. Даже не смотря на боль, я никогда не знала свою мать, чтобы она казалась настолько радостной, чем она выглядела в тот день и я удивилась, если бы она была также счастлива при моём собственном рождении.

Комната была забита придворными, а мой отец, король, стоял у постели рядом со своей женой. Продолговатые, высокие окна были распахнуты, впуская свежий морской воздух, разгонявший летнюю жару.

— Это ещё один прекрасный мальчик, — радостно объявила акушерка, пеленая новорождённого младенца в одеяло.

— С легкой руки Артемиды, Аара, я горжусь тобой! — громкий и радостный голос отца прошелся над головами собравшихся в спальне.

— Близнецы, рожденные, чтобы править двумя островами!

Только в семь лет я прыгала от радости. В конце концов, после многочисленных выкидышей моей матери и рождений мёртвых детей, у меня был не один брат, а два.

Смеясь, моя мать прижала второго новорождённого младенца к своей бледной груди, в то время как дополнительная акушерка мыла первенца.

Я прокралась через толпу к акушерке, чтобы посмотреть на ребенка родившегося первым. Крошечный и красивый, он корчился и изо всех сил пытался дышать через свои легкие. Наконец он, глубоко, вздохнул, и тогда я услышала крик тревоги женщины, которая держала его.

— Зевс пощади нас, какое страшное уродство, ваше величество!

Моя мать взглянула вверх, её лоб сморщился от беспокойства.

— Как так?

Акушерка принесла его к ней.

Я испугалась, поняв, что что-то было не так. Хотя, по- моему, малыш был прекрасен.

Я ждала, пока ребенок потянулся к брату, который был с ним в утробе за эти прошлые месяцы. Как будто он стремился к теплу своего двойника.

Вместо этого моя мать убрала его подальше от брата, чтобы тот был в недосягаемости.

— Этого не может быть, — зарыдала она. — Он слепой.