Асфальт - [6]

Миша думал так, ехал, а потом очнулся от этих мыслей и понял, что машинально едет на Кутузовский, к тому самому дому, в ту самую профессорскую квартиру, где давно уже жил Володя с семейством. А Юля так же давно жила в небольшой квартирке на Яузе, куда она перевезла все книги, фотографии и самую ненужную старую мебель. Миша сообразил, что едет неправильно, и стал продумывать правильный маршрут.

***

Миша прожил в квартире на Кутузовском почти четыре года. Юля сразу его приняла и сделала всё, чтобы он чувствовал себя независимо, свободно и как дома. Что она для этого сделала? Да ничего! Она просто не проявляла излишней заботы о нём и не деликатничала. С первого же дня она, не стесняясь, вечером ходила при нём в ночной рубашке, а утром без церемоний и со словами «ты здесь не один» стучала в дверь ванной комнаты, где Миша умывался. Через дня три-четыре Миша, как и Володя, уже расхаживал по квартире вечером и утром в трусах и в тапочках. Единственно, он точно не решался подойти к холодильнику и что-нибудь там взять. Юля, видимо, это заметила.

– У немцев есть такая поговорка, – как-то день на пятый Мишиного пребывания в квартире на Кутузовском сказала Юля. – Они говорят, что гость, как рыба, начинает вонять на третий день. Но ты здесь не гость. Завтра я дам тебе ключи, и ты вообще будешь свободен. А на холодильнике замка нет, ключи не нужны. Он открывается и закрывается легко. Если чего-то хочешь, бери.

– Юля, я туда ещё ничего не положил, чтобы брать, – гордо ответил Миша.

– А у англичан есть такое понятие: высшее проявление дружбы – это наделение друга так называемыми «refrigerator rights», то есть правом доступа к холодильнику. Ты наделён таким правом, – строго закрыла тему Юля.

Юля знала чёрт знает сколько всего. Она постоянно что-то читала. Если не говорила по телефону, не беседовала с Володей или Мишей, если была дома, то обязательно курила и читала книгу или газету. Еду она не готовила никогда. Правда, могла поджарить яйца или отварить сосиску. Зато кофе варила она много и часто, варила на газовой плите. Кофе у неё всегда сбегал, потому что она либо говорила по телефону, либо беседовала, либо читала.

***

На лестнице в подъезде было тихо. Лифт Миша не стал вызывать и забежал на третий этаж, быстро перескакивая две ступени. Его шаги громко ударяли ему же по ушам.

Дверь в Юдину квартиру была приоткрыта. Миша вошёл в маленькую прихожую, хотел по привычке разуться, даже нагнулся для этого, но тут же выпрямился и шагнул в комнату.

Там за круглым столом сидела невысокая полноватая женщина лет сорока и что-то быстро писала. Напротив неё, положив руки на стол, сидел Володя и смотрел на то, как быстро та пишет. У стены на стуле сидела ещё какая-то тётка в длинном халате. На ногах у тётки были тёплые носки и тапочки.

– Миша, ты уже! Ну, слава Богу! – поднимаясь из-за стола, сказал Володя. – Я так тебя ждал! Я ещё никому не звонил. И ей на работу тоже не звонил. Не знаю, что сказать. Заходи, Миша…

Володино лицо сильно опухло, его толстые губы стали ещё толще. Он вышел из-за стола навстречу Мише, буквально упал на него, они крепко обнялись, и Володя застонал и заплакал.

– Беда! Беда-то какая! – сказала тётка в халате. – Ну, я пойду уже. Я больше ничего не знаю. Я бы уже пошла.

– Да, конечно, можете идти, – ответила ей женщина из-за стола.

– А подписывать больше ничего не надо? – вставая, сказала тётка.

– Нет, больше ничего не надо, – не глядя на неё и продолжая писать, ответила женщина.

– Ну, тогда я пойду, – и она пошла, бормоча под нос: – Вот ведь что с собой удумала. Горе такое сделала. И чего не жилось? Многие и похуже…

Володя всё стоял, обняв Мишу, и никак не мог перестать вздрагивать. Миша похлопывал его по спине совсем тихонечко, молчал и не находил что сказать. Потом Володя отстранился, медленно вернулся к столу и сел на прежнее место в прежнюю позу. Миша так и остался стоять.

Вскоре пришёл какой-то человек. Он тоже был из милиции. Он отозвал ту женщину, что сидела за столом, на кухню, они о чём-то там вполголоса разговаривали минут пять. Миша стоял и молча осматривал комнату. Всё было как обычно, ничего не изменилось. Всё было на своих местах. Но ему очень хотелось немедленно оттуда уйти.

Потом женщина-следователь, а она была именно следователь, и тот мужчина вернулись в комнату. Мужчина увёл Володю на кухню, а женщина быстро порасспросила Мишу о том, кем он являлся «хозяйке квартиры» – так она назвала Юлю. Ещё она спросила, не встречался ли он с ней в последнее время, жаловалась ли она ему на что-то, были ли у неё финансовые проблемы, не знает ли он о каких-нибудь её врагах или недоброжелателях. Были ещё вопросы такого же рода. Но следователь ничего не записывала и задавала эти вопросы скорее формально.

Через какое-то время Миша с Володей остались вдвоём. Володя запер входную дверь, и наступила тишина. Невыносимая тишина.

– Давай покурим, а? – сказал Миша, чтобы нарушить тишину.

– Давай, – тихо ответил Володя.

Миша достал сигареты, и они пошли на кухню. На кухонном столе почему-то стояли горшки с цветами. Весь стол был заставлен ими. Миша поискал глазами пепельницу и увидел её на подоконнике. В пепельнице лежали окурки, штук пять-шесть, и рядом с пепельницей открытая пачка сигарет и зажигалка. А чуть в стороне от всего этого он увидел тоненькое колечко с красным камешком и Юдины маленькие серёжки.